Александр Дзасохов - Как много событий вмещает жизнь

Многотысячная толпа осаждала корпуса зданий на Старой площади. Кто-то пошутил, что в 1917 году так же осаждали Зимний дворец. Но я был против такой аналогии. Ведь тогда, по крайней мере, просматривалась социальная грань, разделяющая тех, кто был внутри Зимнего дворца и кто шел на штурм. А что разделяло людей в августе 1991-го? В зданиях были, например, ветераны Великой Отечественной войны, правда немного. Были женщины – матери таких же молодых людей, которые стояли на улице. Они учились в одних и тех же школах, поступали в одни и те же вузы. Осажденные не могли понять: что происходит? Почему блокированы выходы?

На улице, скажу прямо, собрались не бездомные, не голодные, не безработные. Думаю, одни шли за демократическими лозунгами, надеясь на перемены. Других захлестнула волна популистской демагогии.

Мне вспоминается очень точное наблюдение Льва Николаевича Толстого из его неоконченного романа о времени Петра I. «Не правда была, а судьба. И рука судьбы видна была в том, что творилось. Руку судьбы… чтобы узнать, есть верный знак: руку судьбы обозначают толпы не думающих по-своему. Они сыплются на одну сторону весов тысячами, тьмами, а что их посылает? – они не знают. Никто не знает. Но сила эта та, которой видоизменяется правительство».

И вот та же сила создала толпу, которая стеклась на Старую площадь к зданиям ЦК, к подъездам, из которых уже было небезопасно выходить.

Мне приходилось два-три раза в день переезжать из ЦК в Кремль, где был мой другой рабочий кабинет – председателя Комитета Верховного Совета по международным делам. Помнится, именно в этот кабинет мне позвонила Галина Владимировна Семенова, секретарь ЦК, а до этого главный редактор журнала «Крестьянка». Галина Владимировна пользовалась большим авторитетом в своей новой должности, в журналистской среде, среди общественности страны. Она сказала с большой тревогой, что толпы осадили здания ЦК, рвутся внутрь, дальше выдерживать нельзя. Пробиваясь сквозь толпу на автомашине, я срочно вернулся. Действительно, все подъезды Центрального Комитета были блокированы. Слышались крики, угрозы.

Ситуация все больше накалялась. На Лубянской площади перед зданием КГБ уже был демонтирован памятник Дзержинскому.

Я срочно позвонил Вадиму Бакатину, председателю КГБ, чтобы он помог обеспечить соблюдение хотя бы минимального порядка, чтобы предотвратить возможные драматические события. Бакатин заявил, что в КГБ он никого не пропустит. Но, по существу, отказался что-либо предпринять для защиты зданий ЦК партии.

Судя по всему, Бакатин уже входил в новый политический образ, готовил себе имидж «демократа», не имеющего отношения ни к чему, связанному с партией, хотя еще не так давно он сам работал в аппарате ЦК инспектором Отдела партийных органов. Ориентировался в здании хорошо, знал, как говорится, все ходы и выходы. Но поискать выход в чрезвычайной ситуации не захотел… Заканчивая разговор, Бакатин сказал, что разблокированием зданий пусть занимается Олег Шенин – после того, что он натворил, войдя в ГКЧП.

К этому времени с охраной партийных зданий вообще сложилась странная ситуация. КГБ уже не занимался в обязательном порядке охраной партийных комитетов. Между Управлением делами ЦК и Комитетом государственной безопасности было заключено финансово-правовое соглашение. Согласно этому документу, офицеры и служащие КГБ нанимались для обслуживания здания ЦК партии. По существу, это уже была служба охраны, которую сейчас имеет каждая солидная организация. Наша охрана в те августовские дни не покидала своих постов. Но после 20 августа вокруг зданий ЦК появились люди в форме – это были сотрудники Московского городского управления внутренних дел.

24 августа утром в моем кабинете, кажется в последний раз, собрались секретари ЦК, в том числе Егор Строев, Валентин Купцов, Петр Лучинский, Галина Семенова, Владимир Калашников, Иван Мельников, некоторые заведующие отделами, управляющий делами Николай Кручина, его первый заместитель Виктор Мишин. Здесь же были мои помощники. По внутренней радиосети передали сообщение: к 17 часам все должны покинуть здание ЦК. Это прозвучало как ультиматум: уйти, и всё!

Естественно, у нас возник вопрос: кто принял это решение? Кто объявляет ультиматум? Николай Ефимович Кручина со свойственным ему присутствием духа, как всегда, собранный, логичный, хотя, вероятно, волновался он ничуть не меньше нас, сказал, что есть некий документ. Я попросил, чтобы Кручина его представил.