Тем временем силы человека истощались:
Я болен, я чувствую себя одиноким, и я оставил свою кисть. Я не ел уже пятнадцать дней, и моя скорбь велика. Вчера я вышел, чтобы рассеяться, в место, где возводят постройки, но моя болезнь лишь ухудшилась, и я чувствую себя все слабее… (Письмо Гомодзи, неизвестной даме. 20 июля 1598 г.)
(Boscaro. Р. 76.)
Это был конец, но мир еще стучался в ворота Фусими — письмо одного священнослужителя, отца Паиша, живо описывает, в каком плачевном состоянии Хидэёси находился в начале августа:
В то время в Фусими прибыл отец Жуан Родригиш вместе с несколькими португальцами, отправленными капитаном корабля с обычными подарками. Тайко, узнав об их приходе, выслал служителя, чтобы принять их и просить отца Родригиша войти, но остальных видеть он не пожелал. Отец подчинился и, прежде чем войти в комнату, где находился тайко, он прошел столько салонов, коридоров, галерей и залов, что по возвращении никогда бы не нашел выхода, если бы его не проводили. Наконец он прибыл на место, где находился тайко, и нашел его лежащим среди фиолетовых подушек, столь слабым, что тот почти утратил всякое сходство с человеком. Велев отцу приблизиться, тот сказал, как счастлив его присутствием, ибо так близок к смерти, что полагает — больше они не увидятся, и поблагодарил за то, что отец пришел его повидать, на сей раз и в прошлые годы. Он преподнес отцу двести мешков риса, японскую одежду и корабль, чтобы ездить туда и сюда [большой черный португальский корабль остался на Кюсю]. Он также приказал преподнести одежды остальным португальцам, пришедшим в Фусими вместе с отцом, а также двести мешков риса для двух фрегатов капитана и еще двести для корабля. Он пожелал также, чтобы отец повидал его сына, которому велел благосклонно принять отца и его португальских спутников, потому что они чужеземцы. Что его сын и сделал, преподнеся каждому шелковую одежду, как и его отец. На следующий день, поскольку предполагалось играть свадьбы между сыновьями и дочерьми «регентов», он попросил отца присутствовать на празднестве. И наконец португальцы отрекомендовались ему, и он их оставил, сказав тысячу любезностей
(Murdoch. Р. 301).
Тем не менее с 10 августа Хидэёси впал в бессознательное состояние, населенное бредом и кошмарами. Но до того он успел сочинить свой последний стих:
Я пришел, как роса,
Я уйду, как роса,
Моя жизнь,
Мое творение в Нанива [Осаке] —
Не более чем сновидение сновидения.
Хидэёси умер; осталось уладить самое неотложное — вернуть армию из Кореи, как он настоятельно пожелал, прежде чем погрузиться в необратимую кому. В декабре 1598 г. начался отвод войск, который одни одобряли, радуясь, что вовремя выбрались из неприятного положения, другие порицали, считая, что не надо спешить, и надеясь укрепиться на полуострове. Но регенты довольствовались тем, что выполнили желание покойного, а Иэясу, поселившись в замке Фусими, повел себя как монарх.
Могло ли быть иначе? Маловероятно; но, как некогда после смерти Нобунага, озлобление и упреки хлынули бурным потоком. Верные вассалы тайко вменяли в вину Иэясу, что он распоряжается всем по своему усмотрению и хочет оттеснить ребенка, опека над которым на него возложена. Добрый Маэда Тосииэ, первый из противников, в конечном счете согласился с доводами Иэясу; но трое других, Мори Тэрумото, Уэсуги Кагэкацу и Укита Хидэиэ, с большим скандалом удалились в свои провинции, выразив этим свое непризнание позиции, которую они отвергали. Семейство Уэсуги даже оказалось настолько дерзким, что Иэясу пошел на него в наступление и покинул Фусими во главе своей армии.
Но он узнал, что в его отсутствие другие регенты призывают к восстанию й в то же время плетутся всевозможные интриги, отражая многообразие затронутых интересов: тут проявлялись традиционное соперничество Восточной и Западной Японии, но также происки иностранцев и христианских сеньоров, козни Ёдо-гими — матери наследника, стремившейся оттеснить супругу, Нэнэ, авторитет которой оставался незыблемым; сказалось и возрожденное пристрастие к тем эпическим битвам, какие тайко старался сделать ненужными, выиграв столь много подобных сражений. В августе 1600 г. японские феодалы, расколовшись на два лагеря, начали войну; последняя из сильнейших ее конвульсий произошла при Сэкигахара, в земле Мино. 21 октября Иэясу одержал сокрушительную, решающую победу, несомненно самую важную в истории Японии нового времени, и обеспечил триумф рода Токугава — страна нашла нового повелителя. В этом смысле дело Хидэёси продолжало жить; но что сталось с Хидэёри, этим семилетним мальчиком, на которого отец возлагал столько надежд?
Читать дальше