Когда сходил с поезда, будто дразня, уши закладывала восхитительная тишина. Казалось, осень убирает царскосельские парки по-особому тщательно. На желтизну столетних лип ложился медный отсвет кленов, и томительно проглядывали из глубины поредевших аллей белые статуи и колоннады дворцов.
Шорин превратился из пехотного офицера в начальника радиостанции не сразу, и не только потому, что был ранен на фронте, а потом прошел радиотелеграфную подготовку. Еще студентом он все свободное время просиживал в лаборатории, пытался изобретать и, как только появился на станции, продолжил свои занятия, соорудил в отдельной каморке мастерскую и там испытывал разные возможности записи радиосигналов. Пока особых достижений не возникло, накопился только опыт, который в тысячах проб отсекает тупиковые направления поисков, да в каморке собралось много нужного для дальнейших исследований, и как это тащить с собой, если и станционного оборудования в вагоны не уместить?
И все-таки хорошо, что первый эшелон теперь уйдет. Надо начинать готовить погрузку. Он вышел во двор.
Труба кочегарки попыхивала дымком — уже подтапливали батареи в аппаратных и в казарме, уютно тарахтел дизель, а над антенным полем, громко каркая, вились стаи ворон. Все это было привычно Шорину, и, когда хлопнула дверь во флигеле напротив и оттуда выскочил человек в накинутой второпях шинели, это тоже показалось привычным: срочное, наверное, что-то, но разве бывает у них здесь несрочное?
— Вам, товарищ начальник!
Телеграмма была короткой: «Фронт прорван тчк насколько возможно ускорьте эвакуацию». И — подпись. Шорин опустил листок, снова поднял к глазам и недоверчиво определил, что телеграмма нешифрованная. Кто-то сознательно сеет панику или действительно дело так плохо, что не до шифра?
Торопливо зашагал на телеграф. Запросил подтверждения, оно пришло быстро. В сердцах отшвырнул обрывок ленты на клавиши умолкнувшего «бодо» и приказал позвать к нему дежурного по станции.
Дежурный прибежал, и с ним еще люди — лихорадка тревоги неведомым путем передавалась по аппаратным, в казарме. Оставалось только распоряжаться: прием и, передачу прекратить, механикам снимать дизели с фундаментов, затем генераторы; еще десять человек — готовить бревна под катки, тех, кто умеет плотничать, — к подъездному пути, строить «козел», примитивный подъемный крап из двух стоящих торчком и сомкнутых вершинами бревен; остальным на рабочих местах снимать оборудование…
Быстро смеркалось. Шагая по деревянным мосткам к силовому отделению, Шорин на минуту остановился. С антенного поля порывами налетал ветер, верхушки трех огромных, стодесятиметровых мачт уже были еле различимы, и было странно думать, что впервые с четырнадцатого года с медного канатика антенн не срываются в эфир сигналы — станция умолкла.
Один дизель уже висел на цепных талях. Шорин заметил, что возле фундамента возится куда меньше людей, чем он назначил, и понял: механики отослали лишних, так им способнее.
Прибежал посланный дежурным телеграфист. Раздетый, он продрог, еле растягивал губы. По его словам, выходило, что на подъездной ветке появились вагоны. Шорин помогал опускать дизель на деревянную подставку, но тут же оставил дело, — не обтерев измазанных маслом рук, не надев шинели, выскочил на ветер.
Далеко, у края территории станции, и правда, виднелись паровозные огни, слышались вздохи пара. Побежали с телеграфистом туда.
Паровоз с высокой трубой стоял у шлагбаума, преграждавшего въезд на ржавые, заросшие травой рельсы. Шорин ругнул себя за то, что не выслал людей открыть шлагбаум, но тут же разглядел за паровозом два низких провала платформ, а позади — тоже два — товарных вагона. Четыре! Но он же просил шесть…
— Я — Шорин, — сказал, угадывая в окне паровозной будки человека. — Вагоны на радиотелеграф? Обещали завтра…
— Про Шорина не знаю. А на радиотелеграф — точно. Приехал, да, вишь, загородились. Иль не нужны вагоны?
— Нужны, нужны! У тебя тяжелое что найдется? Кувалда… замок там.
Телеграфист сбил замок несколькими ударами, отвел на сторону шлагбаум. Паровоз пискнул свистком, но вместо того, чтобы идти вперед, покатил обратно на главный путь. За выходными стрелками опять засвистел, там что-то делалось в темноте, а потом рельсы снова загудели, и первыми на шлагбаум выкатились вагоны. Шорин вскочил на ступени паровоза, а следом подхватил за руку телеграфиста. Пол в будке качался. По лицу машиниста прыгали отсветы из открытой топки.
Читать дальше