Ирина Триус - Дорога длиною в жизнь

Что надо, чтобы не быть несчастным? Если человек кому-то нужен — семье, работе, обществу, — он не может быть несчастным. Если человек способен радоваться чужим радостям, сопереживать чужому горю, к нему тянутся люди. Что же может быть лучше этого?!

Мне привезли с севера оленьи рога и альбом с засушенными цветами, стебельками, листочками — начиная с колокольчиков и кончая мхом. Каждый цветок в отдельности потерял свой запах, но все они вместе пахнут тундрой…

Трудно, родившись с бродяжьей душой, пролежать всю жизнь в постели…

Не верю в горе человека, потерявшего друга, если он предает забвению близких покойного. Истинный друг стремится продолжить дело умершего, если это в его силах. Бескорыстно. Не ставя своей подписи на общих трудах. Не деля гонорара с его семьей. И уж, конечно, не может не позаботиться о тех скорбящих близких покойного, кто более всего нуждается в помощи. Ведь именно о них так тревожилось сердце умирающего друга: как-то они смогут жить без него? Забыть же о тревогах друга — это все равно что его предать.

Самая страшная фальшь та, которую не замечаешь сам.

Иногда горе оглушает человека. И тогда не помогают ни утешения, ни советы, ни тем более бодрячество. Придет время, и человек оттает. И тогда снова для него засветит солнце, и жизнь возьмет свое — освободит человека от боли и возродит его. А близкие радостно выдохнут: «Выдюжил». Таков закон жизни.

Полоса неудач — ничего не публикуется. Но я не молчу. Я потихоньку да помаленьку работаю для себя в своем излюбленном жанре новелл и даже миниатюр и собираю их в своей общей тетради.

Отчего-то вспоминается недавний юбилей Ольги Берггольц. Кто-то сказал, что последние годы жизни она не публиковалась совсем, а после смерти была обнаружена жемчужина ее творчества — дневники. Самое лучшее из того, что она написала.

Увы, у меня никто не обнаружит жемчужин. Но ведь для того, чтобы людям было где жить, годятся простые кирпичи. Так вот и я потихоньку да помаленьку воздвигаю кирпич за кирпичиком свое скромное здание. Название ему — Жизнь.

Зачастую мы не можем управлять жизнью, но можем бороться. И если проигрываешь, имей мужество посмотреть в глаза жизни и, смиряясь, перестроить ее на иной, доступный тебе лад. Только тогда ты не потерпишь истинного поражения.

Не слишком ли много я измышляла? Не придумывала, а приукрашивала? Душа просила красоты — в жизни ее было мало. Больше белых больничных стен, чем снега. Больше слез, чем дождя. Больше уколов, чем поцелуев. Измышлялось ли это сознательно? Нет, конечно. Иначе я не была бы самой собой. Придумывала и верила. Дерзала и достигала в мечтах. Ну а в жизни неужто так ничего и не совершилось? Конечно, да. Но если бы побольше за счет счастья, чем упорства. Если бы создаваемое всякий раз не рушилось. Если бы за каждым взрывом смеха не прятались тихие слезы. Если бы, если бы… Тогда была бы иная судьба.

Когда пересматриваешь жизненные ценности, понимаешь, что дружба в моей жизни сыграла даже большую роль, чем любовь. Не всегда было рядом в трудную минуту сильное мужское плечо. Зато были друзья. Это их руки таскали меня на носилках по лестницам. Автомашины перебрасывали на не преодолимые для меня расстояния. Теплые души высушивали набегавшие слезы. Заставляли восстанавливать веру. Вопреки боли смеяться. Нет дня в моей жизни значительнее дня рождения, ибо все они, мои друзья, собираются воедино. И тогда мне не стыдно казаться сентиментальной и произносить высокопарные слова благодарности, продиктованные наболевшей, истерзанной душой.

Мы называем смелыми людей, ринувшихся за идею в пекло боя. Но как, если не высшей смелостью, назвать терпение повседневного боя, когда нет для этого никаких идей и никто не ответит, за что?

Прослушала сейчас одно из самых моих любимых произведений Чайковского — «Зимние грезы». И отчего-то вспомнилось, как ту же музыку слушала я по радио в ожидании операции.

…Темная морозная ночь. Путник едет на лошадях, все вперед и вперед. Холодно. Страшно. Он забывается, замерзая, и вдруг пробуждение: не надо света, не надо радости, пусть все остается как есть, только жить, жить! Еще ничего не поздно. Стоит лишь протянуть руку, коснуться плеча ямщика, приказать: назад!

Я слушаю. И мое тело тоже все коченеет от холода. И тоже приходит сомнение: может, и вправду не надо никакой дороги, а только жить, жить… И еще ничего не поздно. Стоит лишь протянуть руку к сигнальному звонку и отказаться от операции: назад!