Кати Этчингем - Моя жизнь, 60–е и Джими Хендрикс глазами цыганки

— Что это было? — спросила я, когда стихли первые потоки слов.

— Не знаю, — недоумевал он, но скорее его ошеломил оказанный Лондоном ему приём.

— Кто она?

Он пожал плечами и усмешка скользнула по его губам.

— Ко мне она никого отношения не имеет. Это девочка Кит Ричардса. Я познакомился с ней в Нью–Йорке.

— Ах, так вот какая она, эта Линда Кит.

Я много слышала о модели Кит Ричардса, с которой его часто видели в обществе, но видеть мне её не приходилось. Я посоветовала Джими лучше подумать о том, что ему предпринять, чем соглашаться на то, что ему предложат, но впрочем добавила, что не настаиваю. По дороге в гостиницу мы поняли, что начали понимать друг друга с полуслова. В номере мы заказали выпивку и стали дожидаться остальных участников сегодняшней вечеринки. Я не могла поверить, как быстро мы сошлись.

Весь следующий час или около того все с нашего стола из клуба Скоч приходили поодиночке или в компании с остальными Animals. Каждый вновь входящий дразнил Джими Линдой Кит, но он продолжал всё отрицать со своей очаровательной усмешкой на губах. Не было среди нас ни одного, кого бы он ни обаял, казалась у него в голове не могло родиться ни одной грязной мысли. Он был так скромен, что никому не мешал веселиться, а после нескольких рюмок сам стал всех смешить.

Несколько часов пролетели как миг, а он мне нравился всё больше и больше. Он ни на кого не был похож, кого я встречала раньше. В итоге он спросил:

— А не подняться ли нам в мою комнату?

— Да, это было бы здорово, — согласилась я.

Мы встали и каждый произнёс, обращаясь к нам:

— Доброй ночи, Кати, доброй ночи, Джими, — как если бы мы были женаты уже много лет, а они были бы нашими старыми друзьями.

— А что скажет твоя подружка? — поддразнила я его, когда мы шли по лестнице.

— Ты моя подружка, — улыбнулся он.

Меня поразило, насколько мало вещей у него было. Помимо гитары — небольшой саквояж со сменой белья, банка Вальдерма от прыщиков и связка бигуди для его необыкновенной причёски.

— Ты путешествуешь налегке, — сказала я, кивая в сторону сумки.

— Это всё, что у меня есть, — оправдывался он, — вот, взгляни на это.

Он с гордостью протянул паспорт и раскрыл его передо мной.

— Час его сделал для меня, разве не здорово? — засмеялся он, как смеются дети.

— Нам пришлось заплатить, чтобы люди сказали, что они знают меня свыше двух лет, потому что я столько переезжал, что скорее в аду найдётся моё свидетельство о рождении.

Эта ночь стала для меня откровением. Джими оказался много опытней и в постели, чем все предыдущие мои друзья. Он творчески подходил к этому. До того как я встретила Джими, секс был для меня не более, чем времяпрепровождением, продолжением подростковой тусни. Он был первым мужчиной, с которым я не стремилась расстаться. Я не испытывала ни малейшего сожаления, когда связь рвалась, ни с Китом, ни с Брайаном, потому что я предпочитала видеть в них только хороших друзей. Но с Джими я чувствовала нечто совершенно другое. Я хотела видеть в нём моего любовника так же сильно, как моего друга.

На следующее утро меня разбудил звук поворачивающегося ключа в замке входной двери и Линда Кит ворвалась в номер ещё до того, что я могла предпринять, что–либо сделать. Вырвав гитару из футляра она замахнулась ею, как если бы хотела ударить нас по голове.

— Стой, подожди! — запротестовал Джими, в то время как я тонула под тяжестью его тела, которым он пытался защитить меня. — Только не гитарой!

Она замерла, очевидно, раздумывая над чем–то, и развернулась на каблуках. Ураганом она вылетела из номера с гитарой в руках. Мы вскочили с постели и, завернувшись в простыни, выглянули в окно. У тротуара стоял тёмно–синий ягуар, и ни одной машины, на которой мы могли бы догнать её. Мы видели как она, бросив гитару на заднее сиденье, вскочила внутрь и уехала.

О, мой бог, — раздался стон Джими, как если бы кто–то ударил его в живот, — только не мою гитару.

Вначале я не поняла насколько вся ситуация была для него серьёзна, но он рассказал мне о своём детстве, когда у отца не было денег купить ему гитару и он сам натягивал верёвки–струны на швабру. Он рассказал мне о своих чувствах, когда у него появилась, наконец, своя гитара и как она стала частью его самого. Я видела, что ещё чуть–чуть и сердце его разорвётся.

— У меня нет денег купить другую, — признался он, — и Час уже растратил все свои деньги. Без моей гитары мне остаётся только сдаться и уехать домой.