Александр Карцев - Неизвестная война. Записки военного разведчика

P. S. Из воспоминаний Сергея Андреевича Егорова, командира гранатометного взвода 2-го МСБ 180-го МСП (служил в Афганистане в 1984–1986 гг.):

«Пролог к твоему рассказу, как все начиналось. Летом 85-го я переехал на Тотахан с 11-А заставы, где в крепости в полу комнаты был стационарный тандыр. Продукты на канал попадали только вертушками, частенько с перебоями. Тандыр здорово выручал. Ну и, конечно, шелковица — дикобразам иногда не везло.

На Тотахан в то время хлеб завозили раз в пять дней. После лепешек — пятидневный хлеб? Только не это. С Хасаном вопрос был решен продовольственным бартером: по полмешка муки и риса. Тандыр забирали шишариком минометчиков, в кузове четыре бойца держали его на весу на руках. Глину для обмазки добывали у подножия горки. С зампотылу дивизии пришлось пободаться, но вопрос о замене хлеба на муку был решен.

С 345-м я не пересекался. А вот как-то раз внезапно прибывшие разведбатовцы во главе с начальником разведки натурально чумели от восторга, когда привезенное с собой угощение закусывали пловом и свежими лепешками в нашей столовой-ленинской комнате, да еще при свете электрической лампочки.

Комиссовали, значит, нашего кормильца…

Саша, тандыр же стоял ниже хребта, по восточному склону. Каким макаром в него мог угодить РС? Разве что только с юга вдоль хребта прилетел?»

Когда лейтенант прилетел в Афганистан отдавать свой неведомо откуда взявшийся интернациональный долг, он с удивлением узнал, что вместо эскадрона летучих гусар ему предстоит принимать какую-то сторожевую заставу. Располагалась эта застава на горе Тотахан (отм. 1641 м) под Баграмом. И состояла из обычного мотострелкового взвода. А также приданных взводу: танкового экипажа, минометного расчета, расчета пехотного крупнокалиберного пулемета Владимирова и станции радиоперехвата (с 4-й роты баграмского разведбата). А ведь он с раннего детства мечтал командовать гусарами! Ходить в лихие кавалерийские атаки! Гоняться по степям и ущельям за басмачами. Или, как их сейчас называли, душманами!

Увы, не все наши мечты сбываются. Стоит отметить, что мысли лейтенанта о гусарах и эскадронах были далеко не случайны. Потому как училище, которое он окончил год назад, в народе называлось конно-балетным. «Балетным» Московское высшее общевойсковое командное училище имени Верховного Совета РСФСР называли за участие его курсантов практически во всех военных парадах, проводимых на Красной площади (за исключением ноябрьского парада 1941 года, когда курсантский полк героически воевал под Москвой). И соответственно, за образцовую строевую выучку. А «конным» — за отменную огневую и спортивную подготовку его выпускников. Ибо стреляли курсанты-кремлевцы не хуже киношных ковбоев. А бегали не хуже ковбойских лошадей. И не меньше их. Так что понятно, почему к кавалерии выпускники училища всегда испытывали теплые и практически родственные чувства.

Все четыре года в училище курсантам внушали: «Будешь жить по уставу — завоюешь честь и славу». И всячески давали понять, что уставы написаны кровью. И написаны не просто так! Однако в Афганистане служба заметно отличалась от того, чему его учили. И к чему он привык в Союзе. Даже караульная служба здесь была организована как-то не так! Ведь согласно Уставу гарнизонной и караульной службы часовым на постах категорически запрещалось не только есть, пить, курить, но и разговаривать. На заставе же часовые изредка что-то жевали, иногда пили воду из фляжек. Единственное, на постах не курили (дабы не искушать без нужды духовских снайперов). Но самое забавное заключалось в том, что часовые на Тотахане постоянно проводили перекличку.

— Первый, — раздавалось с наблюдательного поста, оборудованного у канцелярии роты.

— Второй, — во весь голос кричал минометчик с минометной позиции.

— Третий, — откликался танкист, несущий службу у танка.

— Четвертый, — эхом доносилось от Зубов Дракона — небольших скал на южном склоне Тотахана.

Сначала лейтенанту казалось, что все это как-то неправильно. И караульную службу необходимо организовать в строгом соответствии с требованиями устава гарнизонной и караульной службы. Но вскоре он понял, что устав — не догма, а руководство к действию. И что лучше все оставить как есть. Потому что когда караульную службу несет бессменно один и тот же взвод, ослаблять бдительность все равно нельзя, но можно организовать ее с учетом «местных условий». Подобная перекличка и была разновидностью этих самых «местных условий». Днем на заставе службу несли два наблюдателя, выставленные на первом посту и у Зубов Дракона. Ночью выставлялись четыре, а при необходимости и пять постов. Днем перекличка не велась, только ночью. И стоило ей затихнуть, часовой, который не услышал продолжения переклички, должен был сделать одиночный выстрел (сигнал вызова дежурного по заставе). Но до этого дело обычно не доходило. Потому что когда над Тотаханом раздавалась перекличка, вся застава (за исключением часовых на постах и дежурного по заставе) спала спокойно. Сладко посапывая и видя самые яркие в мире разноцветные сны. Но стоило перекличке затихнуть, тишина будила всех не хуже длинной автоматной очереди (сигнал тревоги). И тогда из канцелярии роты немедленно появлялся заспанный командир заставы, а из казармы — недовольный сержант, дежурный по заставе. Следом шел разбор полетов с провинившимися. И над Тотаханом снова раздавалось: