Михаил Беломлинский - Мне повезло - я всю жизнь рисую!

Так же страстно, как и природу, любит Роман Алексеевич детей. Он сплотил вокруг себя дружный отряд юных любителей природы, который насчитывает сейчас 1000 человек.

Однажды к Перову подошла маленькая Валя Кравченко.

— Дедушка Роман, а как растет гречневая каша?

Роман Алексеевич объявил Вале, что растет не гречневая каша, а гречиха, из которой потом делают гречневую крупу…»

Ну и т. д. Дети, под руководством Перова, вырастили на школьном участке хороший урожай гречихи.

В журнальчике никогда не печатали фото, кроме Ленина и вождей к юбилейным датам, но тут как раз напечатали.

«Юннатка Валя Кравченко и Роман Алексеевич Перов со снопом собранной гречихи».

И… я узнал старика. Он часто позировал у нас в институте имени Репина, когда я там учился.

Его охотно использовали выпускники, и на выставке дипломных работ, он то штурмовал Зимний, то слушал Ленина в Смольном, то раскулачивал другого натурщика.

Не знаю, был ли он действительно внуком великого художника-реалиста, но имя свое в историю великого соцреализма он вписал неоднократно.

В СЕТЯХ ШПИОНАЖА,

ИЛИ МОЙ ПЕРВЫЙ РАБОЧИЙ ДЕНЬ В АМЕРИКЕ

ЕГО ЗВАЛИ РОБЕРТ

КОРОЛЬ

ЮБИЛЕЙНЫЙ СЕМИНАР

ШЕРБУРСКИЕ ЗОНТИКИ

ДИЗАЙН

ЧУДО ПРИРОДЫ — ПОДВОДНЫЕ РОДЫ

ПАМЯТНИК ПУШКИНУ

КАРТИНКИ С ВЫСТАВКИ

ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ ИВАН ИВАНОВИЧА

У ФАЙБУСОВИЧЕЙ В БЕЙСМЕНТЕ

ГАЛЯ

Мы прилетели в Нью-Йорк в июле 1989 года, и уже через неделю я поехал в Манхэттен, в единственную тогда русскоязычную газету «Новое русское слово» попробовать устроиться туда работать. Мой знакомый сообщил, что им срочно нужен метранпаж, а знание языка не требуется, что было очень важно, так как английский я не знал, а вот с работой метранпажей был хорошо знаком — когда работал главным художником в журнале «Костер».

К моему огромному счастью, компьютеров в «Новом русском слове» тогда не было и газета делалась по старинке, т.е. нарезались гранки, клеились на планшете и сверстанные страницы отвозились в типографию. Единственная разница была в том, что гранки промазывали не противным канцелярским клеем, а теплым воском. Чтоб не запачкаться, мне дали какой-то старый кухонный передник, ярко-желтый, с большими красными петухами — и я начал работать.

Я очень быстро, очень профессионально, изобретательно расклеил несколько планшетов, делал это лучше всех и видел, что в редакции смотрели на мою работу с восхищением. Потом главный редактор Люда Шакова попросила меня: «А вы не смогли бы сделать нам заставку, мы сегодня начинаем печатать повесть». Это была первая публикация в Америке известного ныне в России писателя Александра Кабакова «Невозвращенец».

Я быстро сделал шикарную заставку, и все пошли в кабинет к хозяину.

«Берите его скорей, он находка для газеты — и верстает прекрасно, и рисует великолепно», и меня взяли на работу в газету, прямо сразу, с первого захода. Я ликовал, представляя, как обрадуются вечером мои домашние.

Но одно обстоятельство отравляло мне радость. Дело в том, что весь этот день в редакцию с разных каналов телевидения приезжали группы — операторы, фотографы, журналисты — и снимали в редакции. Потому что неделю назад в газете было напечатано обращение ФБР к русскоязычным эмигрантам с призывом звонить, писать и сообщать все, что они могли знать «секретного» на своих работах в Советском Союзе. И даже деньги обещали за «ценную» информацию.

И сразу же в либеральной газете «Нью-Йорк таймс» появилась статья, что вот бедные эмигранты, которых КГБ заставляло там, в Союзе, стучать и доносить, наконец вырвались в «свободный» мир и их тут тоже призывают стучать и доносить. Статья появилась утром, а уже днем телевизионщики ринулись в газету снимать для вечерних новостей. И не только англоязычные каналы, но и японские, и индийские, и китайские, и т. д.

И тут я заметил, что первое, что они делают, — это снимают именно меня, и это меня ужасно напугало. Я совершенно не хотел «засвечиваться» в «антисоветской газете», не хотел, чтобы вездесущие «агенты КГБ» увидели меня здесь. У меня в Ленинграде остался брат с женой, они работали на «Светлане», секретном заводе, и у них могли быть неприятности. А в том, что КГБ увидит, я был уверен. «Родина слышит, Родина знает…» Причем абсолютно все…

Я старался прятаться, уходил то в фотолабораторию, то в туалет, а то просто поворачивался спиной. Но я ясно видел, что все эти операторы и фотографы норовят в первую очередь снять именно меня. Я не мог понять, в чем причина такого внимания, и только вечером, когда мы увидели меня на всех каналах, я наконец понял в чем дело.