Алексей Шерстобитов - Эксперты

— Зигфрид… Кстати, что за имя такое? Зигфрид Валерьянович Навои. Хм…

— Точно так… Имя… ну, жили мы некоторое время неподалеку от кладбища, со временем старые плиты памятников снимали, делая из них… да че только не делали, одну отец выпросив у рабочих, положил перед входом в дом. Это было самым красивым местом в саду… Плита оказалась, после того, как ее отмыли, из черного гранита, переливалась на солнце и вообще богато смотрелась. Так вот. Лицо этого когда-то памятника несло на себе имя человека, надгробием для которого после его смерти и служило. Звали его Зигфрид, фамилии никто не запомнил. Сами понимаете, несколько раз в день родители мои видели эту надпись и так к ней привыкли, что вопрос о моем имени решился сам собой. Другой причины нет. Навои…

— Да вообще без разницы… — Это прозвучало «на автомате», под эгидой наслаждения его бархатистым голосом. Она, еле сдержалась, чтобы не продолжить: «лишь бы ты был рядом», но, справившись, швырнула якобы полное к этому безразличие в его сторону.

В общем-то, так и должно было быть. Кусая губы, женщина нехотя выдавливала из себя обычное для такой ситуации, держа себя начальником:

— Ввожу в курс дела. Здесь у нас режим, считай тюрьма, только сложнее… уголовники имеют мотивации в своем поведения, наши же пациенты в ней совсем не нуждаются. Они убивают при первой возможности, и не просто из страсти, а поддаваясь неограниченной, неконтролируемой агрессии, которая не прикрыта ни погибшим интеллектом, ни другими интересами, ни даже жизненными потребностями: убить или съесть — единственные. При этом они, если конечно, еще контактные, что с их заболеваниями не долго продолжается, прекрасные психологи, и если почувствуют какую-либо твою слабинку, укусят. Выполнять приказания быстро, четко, от этого иногда зависит жизнь, причем не только твоя, но и этих… Неплохо было бы начать понимать какие-нибудь азы… Ну, узнаешь со временем, нннда… Да… Ты на сколько рассчитываешь у нас задержаться? И вообще, че сюда-то занесло?

— Марина Никитична… так велите обращаться?..

— Ладно, прекрати, вообще, здесь на «ты» проще. Вот если начальство… Ну давай так, хорошо…

— Да как пойдет…

— Мне так не пойдет! Сюда вообще только по блату попадают и все больше по призванию, а не по ситуации… Ты че бежал-то? Вальнул что ли кого? — Марина, закончив вопрос, нарочито отвернулась, делая вид дежурного интереса, но как только прозвучали первые слова ответа, резко повернулась и вперилась в глаза Зигфрида. Тот, по всей видимости, был готов к такому ходу, и общей фразой, сведенной на шутку, заставил ее начать наступление заново:

— Так… стреляли, вот и бежал — страхи, знаете ли…

— В тот день, когда ты слинял от нас, трупешник один привезли, тот самый… Море мусоров нахлынуло, все с большими звездами, потом братва атаковала, ну этих-то не пустили. Дырку в башке… бааальшую дыру какой-то умелец сделал. Сдается мне, ты это и был, да соскочил вовремя.

— Ну, тут вам виднее… Там че, на пуле «Зигфрид» было написано? Хочешь причину?! Вот причина — ты мне понравилась, нет, я очарован тобой!! Кто знает… а ведь тебя по-другому и не возьмёшь, только чудаковато…

— Пошел ты…

Мужчина не двигаясь, смотрел с теплым сочувствием.

— Ну, чего застыл?

— Ну это и не удивительно… Ну положииим, я этого «жмурика» тебе в виде подарка преподнес. Принимаешь?

— В смысле?

— Положим, моих это рук дело, дальше-то что?

— Если я об этом узнаю, тоооо…

— Это уголовное дело… Ладно, понял все. Нет, так нет. Да и глупо это было… — Резко вставая, Зигфрид немного подался в ее сторону, но остановившись, пронзительно вгляделся в самое нутро ее взгляда, словно пробравшись в самые далекие закоулки сознания психиатра, неожиданно повернулся, показав всем своим видом уверенность в своих действиях, и без лишних движений удалился, как ей почудилось, сквозь дверь…

— Ооооууууф… — Выдохнула хозяйка кабинета, пронзенная слабостью своей, и как она сразу осознала, обнаженной и уже заякорившейся любви. Силы пропали, вставать не хотелось, ничего не хотелось!

Представляя, как он удаляется по коридору, по ходу движения снимая с себя зеленую робу, выходит через оббитую металлом пошарпанную дверь с надписью «Бюро судебно-медицинской и психиатрической экспертиз» на улицу и исчезает в темноте ее воображения, разозлилась и на него, и на себя, и на весь мир! Последняя мысль перед заходом за ней медперсонала, готового к вечернему обходу, была то ли сумасшедшей, то ли просто попавшей в точку: «Раз не завалил, как свидетеля, значит понравилась! Вот дура!».