Иван Лыков - В грозный час

И снова наступило молчание. Боец опять потянулся к кружке. Слышу, как его зубы по ее краю дробь отбивают. Кое-как попил и минуты две-три сидел, не говоря ни слова. Наконец, уняв волнение, снова продолжил:

— Ноги тут у меня обмякли, как будто ватными стали. Хочу про отца спросить, да голос не повинуется. А соседка словно мысли мои угадала. «Батьку, — говорит, — тоже не ищи. Как узнал он о том, как фашисты над семьей измывались, сразу же к какой-то нашей части пристал и в бой попросился. Но только не уберегся от пули: в первом же бою погиб…» — Боец со всхлипом вздохнул, взглянул на меня и вдруг, схватившись руками за голову, замотал ею, выдавил сквозь стон: — А я-то так рвался сюда, товарищ майор, товарищей поторапливал. А все ни к чему оказалось…

— Не надо так, — начал я успокаивать его. — Не мы в этом виноваты. И не товарищи ваши.

— Знаю — фашисты. И еще полицаи. В лесу они, оказывается, скрылись, — перебивает меня боец. — 6 т них-то и все беды. Потому я за автоматы и схватился. Думал, найду их, сволочей, в лесу, отомщу. Ох, как бы я им отомстил!

— Мстить — решение правильное. Но только не в одиночку. Вместе надо действовать.

Самоходчик молча кивнул головой, соглашаясь. А когда уходил, уже почти спокойно сказал:

— Можете на меня надеяться, товарищ майор, ничего подобного я не повторю.

О трагедии этого бойца мы, политработники, не раз потом рассказывали самоходчикам. Да они и сами видели на каждом шагу следы чудовищных злодеяний фашистов: выжженные дотла деревушки, разрушенные города, забитые расстрелянными советскими людьми канавы, рвы, колодцы. И гнев небывалой силы переполнял их сердца. Каждый шел в бой с одной мыслью — как можно больше истребить ненавистных фашистов.

Думается, что это — гнев и ненависть к оккупантам — тоже во многом способствовало тому, что наше наступление развивалось день ото дня все стремительнее. Судите сами: после освобождения Минска прошло чуть более двух суток, а мы уже вступили в Молодечно. Вот что сообщали об этом скупые строки приказа Верховного Главнокомандующего: «Войска 3-го Белорусского фронта сегодня, 5 июля, в результате стремительной атаки танковых соединений, конницы и пехоты овладели городом и крупным железнодорожным узлом Молодечно — важным опорным пунктом обороны немцев, прикрывающим пути на Вильно и Лиду».

Да, Молодечно снова стало нашим. Но брать этот город пришлось с жестокими боями. Враг располагал здесь значительными силами и еще на подходе встретил нас сильным артиллерийским огнем. Но и это не смогло остановить наступательного порыва войск. Как воины других частей, самоходчики нашего полка сражались за овладение городом геройски. И это было по достоинству отмечено Родиной. Почти 50 процентов нашего личного состава удостоились за взятие Молодечно орденов и медалей. А на Знамени полка засияла новая государственная награда — орден Александра Невского.

* * *

Молодечно осталось позади. Наш полк продолжал идти вперед. «Идти» — не совсем подходящее в данном случае слово, так как чуть ли не каждый километр советской земли нам приходилось освобождать с боями. Дело в том, что вместе с танкистами 25-й бригады наши самоходчики то и дело отражали яростные попытки всевозможных вражеских группировок пробиться на запад. Всевозможных потому, что на пути нам встречались как крупные скопления фашистских войск, так и мелкие группы — подчас не больше роты или батальона.

В один из дней мы получили сообщение, что располагавшаяся на нашем пути деревня занята противником. Стянули туда самоходки и танки, изготовились к стрельбе. И чуть было уже не открыли огонь, но тут кто-то рассмотрел в бинокль трепещущий над одним из деревенских домов красный флаг…

Оказалось, что ночью партизаны своими силами выбили фашистов из этой деревни и заняли ее. Это был один из 1108 партизанских отрядов, действовавших в Белоруссии. Насчитывая в своих рядах 374 тысячи бойцов, эти отряды объединялись в 199 партизанских бригад, имея, кроме того, резерв в 400 тысяч человек. Народным мстителям активно помогали 70 тысяч подпольщиков. Эти факты убедительно свидетельствуют о том, что даже в условиях жесточайшего террора белорусский народ не смирился, ре склонил головы. Он с первого и до последнего дня оккупации мужественно боролся против фашистских поработителей.

Наш путь теперь лежал уже на Вильнюс. И чем ближе мы подходили к нему, тем сильнее становилось сопротивление противника.