Иван Денисенко: Безымянная частота

***

Нет никаких ещё

и никаких уже,

лучшее, что могу,

я напишу вчера –

вечером поутру, где-то на Иртыше,

там, где плывёт Луна, звонкая, как пчела.

Делаю шаг назад – и обгоняю год,

и предо мной опять яростней, чем набат,

мечется снежный зверь именем ледоход:

«Где ты, мой давний друг именем снегопад?»

Мечется невпопад, руслом едва вмещён.

Бродят слова, блестя, рыбами в глубине:

«Нет никаких уже, нет никаких ещё –

ты у себя спроси, если не веришь мне.

Да и не в том вопрос, сколько лететь, смутив

жаждой своей всех тех, кто оказался близ…

Я намолчу тебе очень простой мотив,

взятый из синевы, ясного неба из».

И наступает ночь, полная тишины.

Бледные фонари, давние времена…

Звуки идут со дна, глухи и тяжелы.

Речка молчит мотив – как же она нема!

Виденное – во мне, слышанное – со мной,

всё это – как цветки между сухих страниц,

где до сих пор звучит что услыхал весной:

«Время, не замирай, просто посторонись».

Мимо плывут дома, снами оплетены,

и не сказать – к черте: нету для них черты.

Школа моя плывёт, окна её темны,

классы её пусты, доски её чисты.

Следом проходят сквер, церковь, где был крещён,

тополь на берегу, утренняя звезда…

Всё это – не уже, всё это – не ещё,

всё это – пузырьки в тающей толще льда.

Сколько мне было лет, столько мне будет лет,

то, что приобрету, будет не груз, а в плюс –

всё пригодится там, на берегах планет,

где я проснусь вчера, если потороплюсь.

I. И свет не свет

***

Я выехал со станции Не Помню

до станции Не Знаю. По пути

я наблюдал бредущую по полю

метель и не ложился до пяти.

Желтели окна в каждом тихом доме,

и чай, извечный спутник всех дорог,

сливался с темнотой и грел ладони

любого, кто проснулся и продрог.

Тянулась долго и ныряла за лес

сплетённая из хлопьев кисея…

Всё было непонятней, чем казалось,

и это понимал не только я.

Мне говорили: вероятно, дело

в двух станциях… Но камнем шёл во тьму

тот разговор, поскольку холодело

любое сердце, близкое к нему.

Я был в хвосте и видел дым и ветер,

пошёл вперёд – наткнулся на замок;

мой громкий стук остался безответен,

а мер других придумать я не мог –

и потому опять следил за вьюгой,

скрывающей пространство, как секрет,

ища который, хоть сто лет аукай –

едва ли будешь встречен и согрет.

Но разгадай его, другим на зависть, –

увидишь путь и в серой пелене…

Всё глубже и сложнее, чем казалось,

что очевидно здесь не только мне.

Я сплю, когда мой поезд неподвижен,

а просыпаясь, вижу: мы пока

в пути. О том, что кто-то где-то вышел,

известно лишь со слов проводника.

От станции Не Помню и, должно быть,

до станции Не Знаю – всё бело.

Лишь паровоз набрасывает копоть

на снег, на мир, на зябкое стекло.

***

Мир качнётся, заспанно говоря

о пути, дарующем новый опыт –

так начнётся первое января.

Не скажу, что это меня коробит.

Я и сам начнусь, полагаю, так:

с ничего, с раскачки, с кофейных пятен

на плите, с пернатых дневных ватаг,

чей звенящий гомон излишне внятен.

К мизансцене этой я так привык –

проживу её, не взглянув и мельком

на сценарий (рыхлый, как черновик,

но вполне готовый по здешним меркам).

Канет год, и крон его нагота

перейдёт, чернея, рубеж – и, может,

так начнётся новое навсегда.

Не скажу, что это меня тревожит.

Я и сам миную рубеж, а он

только был, и вот уж его не стало –

так на миг является махаон

за окном летящего вдаль состава, –

а окно искрится, как слабый наст,

а вагон то весел, то беспробуден…

Этот краткий миг да пребудет в нас,

как и мы в мгновении сем пребудем –

даже много после, когда, прошед

расстоянье дня, поползём по норам.

Так начнётся старый, как мир, сюжет.

Но для нас, живущих, он будет новым.

***

Пока и год не год, и не вполне

пригодно всё, что раньше означало

хоть что-то, ибо мир не на волне:

всё обнулилось, всё опять с начала.

И свет не свет, и утром за окном,

плевать на календарь, мороз не крепок,

и мир, как в измерении ином,

один сплошной набросок или слепок.

Но низкий старт на то и низкий старт,

чтоб мчаться, прибавляя по неделе,

куда-то добежать и кем-то стать,

и потому-то все вокруг при деле.

При деле сын, и кошка у окна,

и за окном любой весёлый ландух,

ликующий от грома и огня,

и ночи в распустившихся гирляндах.