Иван Денисенко - Безымянная частота

Но свет ещё не свет, и год не год,

и мы условны, хоть не безымянны,

в краю, где постоянно каплет (от

того здесь снег имеет статус манны).

На всём лежит печать черновика,

и я серьёзен более для виду,

ведь не могу сказать наверняка,

куда в итоге выйду иль не выйду.

Не скажет сын, и кошка, и за ней

в окне смолчат прохожие и тени.

А если кто и скажет, то верней

всего не то, не так и не по теме.

И здесь, уже найдя в себе ответ,

я нахожу резонным бросить вожжи,

пока и год не год, и свет не свет,

и мы ещё не те, кем станем позже.

4 января 2015 года

***

Погоды не было негоднее,

в ней жизнь, как мякиш, размокала,

но всё же что-то новогоднее

сквозило, хоть и без накала

в неодолимой этой сырости,

которой делались сугробы,

что успевали за ночь вырасти,

к семи утра раскиснуть чтобы.

Я сам себя из дома выдавил,

привыкнув к бегу и погоне,

и город заново испытывал

мою устойчивость к погоде –

мою и прочих, что, не менее

меня ругая влажный воздух,

обдумывали сновидения,

ведя гулять собак бесхвостых.

И в темноте, где не был Гелиос

давно, быть может, вечность даже,

я шёл и чувствовал, что делаюсь

частицей этой стылой каши.

Озноб стремился под исподнее.

Зима, похожая на призрак,

шептала что-то новогоднее –

и это был первейший признак

того, что время снова замерло –

вполне возможно, что до марта,

и к тучам городское зарево

прилипло намертво, как марка,

и ветер свищет опечаленно

не из желанья состояться,

а для того, чтоб окончательно

не чокнуться от постоянства.

***

В оконной раме, влипнув в переплёт

ветвей, соединяющихся в лица,

по серой тропке женщина идёт,

и этот миг непостижимо длится.

По анфиладе сумрачных стволов:

берёза, липа, ель, опять берёза…

И новый год, исполнен новых слов,

за ней стремится – но не доберётся.

Повсюду снег, он тёмен, как весной.

В его нагромождениях набухших

так странен этот пёстрый наносной

осадок серпантина и хлопушек.

И дворик, что в окне моём, и тот,

что за углом, сомкнули веки шторок –

и слушают, как женщина идёт…

И этот миг непостижимо долог.

Впечатанный в тропинку серпантин,

как след свечи, витиевато-восков,

и он, и двор, и вечер – лишь один

из бесконечной череды набросков.

Назавтра я пойду дышать зимой,

и, может, в поле зренья у кого-то

моя прогулка, путь короткий мой,

едва мелькнув, останется, как фото.

И я, бредущий к небу напрямик

по сухотравью, вставшему ершисто,

застыну, инкрустированный в миг,

который никогда не завершится.

***

Всё слишком быстро, слишком быстро.

Планета кажется непрочной.

В фонарном свете серебриста

вода, не принятая почвой.

Ох, эти стены из картона

и эта мебель из фанеры!

Вокруг меня опять контора.

Я рассыпаюсь на фонемы.

Я рассыпаюсь, просыпаюсь,

когда, как пьяная плясунья,

приходит снова жизнь без пауз

со всеми знаками безумья.

Она не помнит то, что было,

она жуёт без перерыва.

Всё слишком быстро, слишком быстро –

и временами слишком криво.

На этот торт не надо вишен,

чудес, притянутых за уши.

Мир жил и, видишь, как-то выжил,

хотя пространство стало уже.

Мы изучили все повторы,

провал минуя за провалом,

пусть зло из ящика Пандоры

ползёт с азартом небывалым.

Так что ж, удержимся и ныне –

в старинном доме у границы,

где на расколотой лепнине

что ни весна гнездятся птицы.

В забытом доме, где на фоне

разрухи, ссадин и пробоин –

играет солнце на фарфоре,

и розы вьются по обоям.

Пусть даже всё чрезмерно быстро,

и мы, заваленные почтой,

горим – от пахоты, от быта,

от ощущения непрочной

планеты. Призраки распада

смешны, как, впрочем, и адепты,

залегшие в полях у сада,

чьи кроны инеем одеты.

***

26 февраля 1977 года

К 40-летию свадьбы моих родителей Сергея и Натальи Денисенко

Благословляю день, прошедший до меня,

мелькнувший за окном мгновением нерезким,

где навалился снег на колышки плетня,

на крылья серых крыш, летящих к перелескам.

Благословляю день, случившийся среди

одной из многих зим, и даже вижу вроде,

когда гляжу назад, глубокие следы –

как первые слова на чистом развороте.

Я вижу снегирей на чёрных ветках лип

и солнечных синиц, порхающих у вяза,

и слышу всхлип дверей, далёкий резкий всхлип –