Геннадий Прашкевич - Азбука вины

В 60-е, когда от Китая отшатнулись многие его прежние друзья, кому-то из руководящих китайских товарищей, может, министру иностранных дел Чэнь-бодэ, а может, самому генералу Линь Бяо пришла в голову превосходная мысль — пригласить в страну какого-нибудь известного зарубежного писателя и пусть этот известный зарубежный писатель напишет честные объективные очерки о великой культурной революции и вообще о положении дел в стране.

Почему-то выбор пал на моего друга — болгарского поэта Божидара Божилова.

В Пекине известного болгарского поэта поселили в гостинице «Шанхай». В бесчисленных её номерах, предназначенных только для иностранцев, жил тогда всего один иностранец — Божидар Божилов, приглашённый министром иностранных дел Чэнь-бодой или генералом Линь Бяо для написания честных объективных очерков о великой культурной революции и вообще о положении дел в стране.

Питался Божидар в чудовищно огромном и в столь же пустом ресторане.

Бар на горизонте был почти не виден. Когда появлялся китайский официант, Божидар отправлял его к бару за рюмкой китайской водки и тот послушно уходил в долгую и, наверное, опасную экспедицию. По крайней мере, наполненную рюмку не всегда приносил именно тот же официант. Прикончив рюмку, Божидар незамедлительно отправлял официанта обратно. Это повторялось много раз, но ни одному китайскому официанту в голову не пришло принести не рюмку, а сразу всю бутыль.

Из гостиницы Божидара не выпускали, никто его не навещал, читать китайские газеты и многочисленные дацзыбао он так и не научился, хотя скоро начал воспроизводить мотив всем известной песни «Алеет восток».

А дни уходили.

Даже недели уходили.

Однажды, утомлённый одиночеством, испытываемым им в одном из самых перенаселённых городов мира, Божидар разнервничался.

«Послушайте, — сказал он маленькому переводчику, днём и ночью, как тень, следовавшему за ним. — Я приехал в Китай написать честные объективные очерки о великой китайской культурной революции и вообще о положении дел в стране, но я никого не вижу, ни с кем не встречаюсь, даже не могу выйти из гостиницы, а окна в моём номере занавешены такими хитрыми шторами, что я не могу их открыть».

«Вы говорите, как ревизионист, — ответил переводчик, часто и укоризненно кивая чёрной головой, украшенной прямым китайским пробором. — Мы создали вам все условия, вам надо лишь сесть за стол и написать честные и объективные очерки о великой китайской культурной революции и вообще о положении дел в стране. Если вы готовы, мы сегодня же предложим вам черновик ваших будущих очерков».

«Какой черновик? Я не знаю, о чём писать! — возмутился Божидар. — Мне нужны встречи с живыми людьми. Есть в Пекине живые люди? Я требую встреч со своими коллегами китайскими писателями!»

«Вы говорите, как ревизионист, — егромко и опасливо повторил переводчик, всё так же часто и укоризненно кивая, — но мы пойдём вам навстречу. Завтра вы получите полный черновик ваших будущих честных и объективных очерков о великой китайской культурной революции и вообще о положении дел в стране, и завтра же вы встретитесь с молодыми революционными писателями Китая, вышедшими из народа. Вы даже можете задать им любые вопросы, но лучше задать их сейчас мне, тогда писатели смогут правильно подготовиться. Мы даже провезём вас по улицам столицы, конечно, в сопровождении специальных людей».

«Зачем мне ваше сопровождение? Разве я член ЦК или американский шпион?» — неудачно пошутил Божидар.

Переводчик не ответил.

Он часто и укоризненно кивал.

На расстоянии метра всё вокруг него покрылось корочкой льда.

Тем не менее, на другой день трое крепких молчаливых мужчин в униформе привезли Божидара в закрытой машине к огромному каменному сумрачному зданию и по бесчисленным пустым коридорам провели в такой же огромный и сумрачный кабинет. Божидар хорошо знал, что каждый четвёртый человек на земном шаре — китаец, но тут его обуяли некоторые сомнения: ведь он жил в Китае уже три недели и практически никого, кроме переводчика, официанта и этих вот сопровождающих, не видел. К счастью в кабинете на длинной деревянной, покрытой искусным узором скамье, метрах в трех от стола, предназначенного для Божидара и переводчика, сидели семь молодых китайцев, поразительно похожих друг на друга. Сходство усугублялось синей униформой. Над головами молодых китайцев, аккуратно на прямой пробор причёсанных, висел величественный портрет Великого Кормчего.