Анатолий Гордиенко - На пути к рассвету

В дверь «вагончика» постучали. Даша Дудкова тихонько спросила:

— Кто там?

— Хозяюшка, дайте прохожему напиться, — сказал из темноты знакомый весёлый голос.

— Погодите минуточку, прохожий, сейчас принесу, — отозвалась тут же Анна.

Андропов старательно вытер ноги, сбросил плащ-палатку, протянул Анне гитару, вынул из кармана галифе пачку печенья, две баночки крабов с короткой и непонятной этикеткой «Снатка».

— Вот жена выделила из домашних запасов. Отпуская, мне вослед стихи прочитала: «Провожать провожай, да меня не забывай». Это шутка, а вот всерьёз — Лебедеву пришлось в госпиталь отвезти. Сказали, что дело серьёзное, так что Нина, к сожалению, не сможет вас проводить — с вами пойдёт одна Даша. Но проводы у нас дело обычное, печально другое — Нину придётся заменять, оставлять в резерве.

Куда готовили Нину, куда направится скоро Даша, куда идут Анна и Мария — знал только он один, девушки об этом не спрашивали и никогда не заговаривали друг с другом. Не положено.

— Всё собрано, всё готово? — спросил Андропов, внимательно оглядывая их одежду, в которой они уйдут на задание.

— Всё, как вы учили, — ответила Анна, — ничего лишнего ни в одежде, ни среди вещей. Этикетки с консервов и концентратов сняли, прорезиненные пакеты проверены — воду не пропускают, так что через любую грозную реку можем плыть спокойно.

— Консервы съедим первыми, — вставила Марийка, — чтоб подальше от греха, там ведь номера выбиты. Одежду разную завернули в финскую газетку «Vapaa Karjala»…

— Понял. Науку усвоили. Ну, а как у нас нынче с чаем? — обратился он к Даше, которая, подбросив дровишек в низенькую плиту, подогревала пузатый чайник.

…Алюминиевую кружку с кипятком долго в руке не удержишь, только прихлебнул — и мигом на стол. Девушки предупредили Андропова, однако всё же его длинные пальцы застряли в тесной дужке, и он плеснул себе горячим чаем на руку, на колено и в сапог.

Марийка и Даша прыснули в кулак, Аня проворно подала куцее вафельное полотенчико. Подруги уже хохотали вовсю, Андропов, вскочив, махал рукой, а потом и сам зашёлся в заразительном смехе.

После этого всё как-то враз переменилось в тесном домике, исчезла серьёзность и натянутость. Теперь тут сидели старые добрые друзья-сверстники, хотя младшей, Маше, было восемнадцать, а Юрию Владимировичу на десять лет больше.

— Ну, кто сыграет, что споём? — спросил Андропов, бережно поглаживая видавшую виды гитару, в грифе которой алел широкий шёлковый бант.

— Аня умеет, возьми гитару, девушка, — сказала Даша, подмигнув Марийке. — Давай, давай, друзей стесняться не положено.

Аня вобрала голову в плечи и опустила глаза. За чугунной решёткой дверцы плиты приплясывал огонёк, светлые пятнышки трепетали на её худеньких ногах, и она прикрыла их чёрной длинной юбкой.

— Не заставляйте, не выйдет у меня.

— Ну, ладно, скромница, отдыхай. Давайте, Юрий Владимирович, берите инструмент, как бывалоче, а я вам подпою, — улыбнулась Даша, обмахиваясь платочком.

— Ну что ж, давай, как бывалоче, Дарья Харитоновна. Сегодня Анну и Марию провожаем, потом тебя с Ниной.

Андропов умело взял несколько начальных аккордов и запел чистым бархатистым голосом:

Даша подхватила сразу, за ней Марийка, лишь Анна сидела, по-прежнему не поднимая глаз.

Потом спели «Землянку», «Синий платочек». Когда запели «Катюшу», Анна встрепенулась, тряхнула короткими косичками, отогнала какую-то свою думу и запела со всеми тихим, нежным голосом.

— Ах, как славно на душе! — воскликнула Марийка.

— А не страшно? — тихо спросил Андропов.

— Это я-то их забоялась? Они пришли на мою землю, а я забоялась? Пусть они меня боятся!

— Можно вас попросить, Юрий Владимирович? — спросила Анна.— Я о другом. Была я в нашем театре всего один разок. Привозили нас в Беломорск из Сегежи ещё в декабре, и смотрели мы «Роз-Мари». Мне так понравилась там песенка Джима, там такие слова есть: «Цветок душистых прерий»…

— Это ж Николай Рубан поёт, — вставила Даша.

Андропов, смеясь, вскочил с табуретки, картинно выставил вперёд ногу, ударил по струнам и запел.

Аплодировали дружно, азартно, так, что горели ладошки.

— А помните, как вы эту песню пели в общежитии в Сегеже? — схватила его за руки Марийка. — Хватит, отдохните, а то вон уже пот выступил, душно у нас тут от печки. Ну, вспомнили? Приходили вы тогда компанией: Коля Королёв, Сеня Зуев и девушка такая беленькая, Сеня глаз с неё не сводил, появилась она потом у нас в спецшколе. Я сначала не поверила, что вы — первый секретарь ЦК комсомола. Думала, разыгрывают нас парни, уж очень вы по-свойски как-то общались. Лицо серьёзное, правда, было вначале, а песню пели бойко, а потом опять лицо сделалось усталым. Нас тогда целый кагал собрался, со всех комнат, вы ушли, а мы ещё песни водили да прошлое вспоминали. Понравилось, как вы про свой Рыбинск рассказывали. Хорошо помню, как кто-то спросил, как быть с любовью на войне. Вы тогда сказали, Юрий Владимирович, если любовь, дескать, настоящая, большая, как лесной пожар, то никакая война её не погасит. Ещё вы говорили про бои под Москвой, про того комиссара, который крикнул: «Велика Россия, а отступать некуда!» Вот бы мне такие слова придумать…