Анатолий Гордиенко - На пути к рассвету

Из домика вышли пилот и летнаб.

— По самолётам! — сложив руки рупором, крикнул Алёша Жандорак.

Подпольщики, забросив мешки на спину, заспешили вслед за лётчиками. Туман хоть и рассеялся, но небо было серым и мрачным, казалось, вот-вот начнёт сеять дождь.

— Погодка, аллах бы её взял, — ругнулся пилот и зачем-то лягнул по-шофёрски ногой колесо самолёта.

— Прошу вас, дамы и товарищи, — сказал Алексей, стягивая с продолговатой открытой кабины мокрый брезент. — Рекомендую, новейшая модификация славного Р-5. Р — значит разведчик, 5 — на 5 человек. Шутка. Обратите внимание на кабину — работа местных мастеров-краснодеревщиков, как говорит наш комэск, «маде ин Архангелгород». Кабина лётчика-наблюдателя увеличена в три раза, что даёт возможность брать полтонны архиважного груза или четырёх пассажиров. Правда, им приходится терпеть некоторые неудобства. Зато плечо друга рядом, колено тоже. Но как сказал какой-то мудрец, в тесноте, да не в обиде. Сидора попрошу на колени. Теснее, теснее. Теперь мы, как грибки в лукошке. Почему сели не парами, ах, предпочитаете визави? Простите, мадемуазель, моё место у пулемёта. Эй, востроглазая, тебе говорят, пересядь, там я буду казаковать. Брезент берите, хлопцы, от дождя он нас будет спасать, ну и если «мессера» налетят, тоже лучше брони не придумаешь. Очень надёжное укрытие, настоятельно рекомендую. Не понравился брезент, а жаль. Степаныч! Товарищ старший лейтенант, я остался непонятым! Крышу не хотят брать пассажиры! Уже хотят? Подсовывайте за спину, потом благодарить будете.

Степаныч обернулся, он сидел впереди, тоже в открытой кабине, сдвинул на лоб толстые очки, растянул рот в улыбке.

— Алёша у нас весельчак. Брезент берите, ребята, холодно будет, не глядите, что 1-е июля. Задубеете как пить дать — четыре часа лёту.

— Пойдём на север, потом на восток, потом на юг. Курс проложен специально для вас — подальше от линии фронта,— продолжал свою скороговорку Жандорак.

— Парашютов не положено? — спросила у него Марийка. — А то мы можем, обучены.

— Прыгайте на здоровье, но не с вещевым мешком вместо парашюта. Полетим, девушка, на бреющем полёте. Если самолёт будет цепляться животиком за верхушки елей, не нервничайте: обычное дело.

— Почему так низко? — спросил Маунумяки, по-хозяйски аккуратно подтыкая край брезента за спиной Яковлева, который был старше его лет на десять.

— Чтоб не быть закуской для акул-«мессеров». Им такая высота не по нутру, им простор подавай, а тут, чуть что, при их скорости — и рылом в землю.

Жандорак тем временем снял чехол с пулемёта, проверил замок, пропустил в паз ленту с патронами, уселся поудобнее лицом к хвосту самолёта.

— Просим пардону, что вынужден спиной к обществу. Готово, товарищ старший лейтенант, всё в порядке! Мешок не забыла, востроглазая? — Алёша подмигнул Марийке.

— Полетели уж, военный.

— От винта! — крикнул вперёд Степаныч.

— Есть от винта! — ответили с земли.

Самолет затрясло, он, медленно, по-утиному переваливаясь, пополз по полю, долго разгонялся и наконец взлетел.

Они и вправду пошли на малой высоте. В ушах свистел ветер, мотор грохотал так, что Марийка, решив сказать что-то Анне, сидевшей за спиной Алексея, лишь толкнула её в бок и показала ему, точнее — его затылку, кончик языка. А тот, словно увидев это, повернулся к Анне.

— Летала раньше?

— Один разок! — прокричала Анна.

— Нравится?

— Ветрено!

— Ветер в лицо, а в сердце песня! Любишь петь?

— Голос тихий!

— Это ничего, это бывает с вашей сестрой в девичестве. Подпевай, подруга!

Алексей, распрямившись, оглядел внимательно небо справа, потом слева и только после этого запел песню, которую Аня раньше слышала, но слов не знала, да и сейчас не все разбирала из-за трескотни мотора.

Алёша обернулся, взмахнул руками, но этого ему показалось мало, и он сдёрнул с головы кожаный шлем, мотнул им, призывая всех поддержать припев:

Аня чуть шевелила губами. Марийка выкрикивала отдельные слова, а парни молчали. Не вышло с песней, и Алёша надолго замолчал, сидел, не оборачиваясь, а потом отгородился от пассажиров вовсе, подняв широкий воротник куртки.

Глаза слезились от секущего ветра, но Аня глядела и глядела на быстро бегущую землю. Леса, леса, изредка светлело озеро, похожее на запотевшее зеркало, вокруг ни сёл, ни дорог. Земля словно вымерла. И всё-таки там, на земле, хорошо — тепло, покойно. Каждая кочка, каждый камень, каждый пенёк, каждый кустик спрячет, убережёт. Там можно, прижавшись всем телом к земле, ползком уйти от наседающего врага, там можно занять, как учили, круговую оборону, и пусть возьмут, пусть сунутся. А здесь полная беспомощность, и ком в груди от страха: а вдруг налетят, вдруг подстерегают вон там, за чёрной бугристой тучей…