Я и сам отправился как-то утром засвидетельствовать ему свое почтение и среди ожидающих приема увидел некоего Инниса, филадельфийца, прибывшего с пакетом от губернатора Денни. Он передал мне несколько писем от знакомых из Филадельфии, и я спросил, когда он туда возвращается и где остановился, думая попросить его захватить мои ответные письма. Он сказал, что за ответом генерала губернатору ему велено явиться завтра в девять, после чего он сразу отбудет домой. Я вручил ему мои письма в тот же день. Недели через две я встретил его в той же комнате. «Скоро же вы воротились», – сказал я. «Воротился? Да я еще не уезжал», – «Как так?» – «Вот уже две недели я являюсь сюда каждое утро по распоряжению его светлости, а его письмо все еще не готово». – «Возможно ли это, притом что он столько пишет? Я то и дело застаю его за столом». – «Да, – сказал Иннис, – но он как святой Георгий на вывесках: всегда на коне, и ни с места». Это было весьма меткое замечание: в Англии мне дали понять, что одной из причин, заставившей мистера Питта сместить этого генерала и послать вместо него в Америку Амхерста и Вулфа, послужило то, что министр никогда не получал от него депеш и не знал, чем он занят.
Со дня на день ожидая отплытия, и притом что все три пакетбота спустились в Санди-Хук, где стояли остальные корабли, пассажиры сочли за благо поселиться на борту, чтобы их не бросили на берегу, если последует неожиданный приказ сняться с якоря. Там мы, если не ошибаюсь, провели недель шесть, поедая и по возможности пополняя наши припасы. Наконец флотилия отчалила с генералом и войском и направилась к Луисбергу, чтобы осадить и взять эту крепость; а всем пакетботам было велено следовать за генеральским кораблем, чтобы принимать его депеши по мере их готовности. Лишь через пять дней нам разрешили идти своим курсом, и тогда наш корабль отделился от флотилии и взял курс на Англию. Два других пакетбота он так и не отпустил, протаскал их с собой в Галифакс, где простоял какое-то время, измотав солдат в показных атаках на фальшивые форты, потом раздумал осаждать Луисберг и вернулся в Нью-Йорк со всем войском, с двумя пакетботами и всеми их пассажирами! В его отсутствие французы и дикари захватили Форт Джордж на границе, и после его капитуляции дикари перебили большую часть гарнизона.
Позже в Лондоне я беседовал с капитаном Боннелом, водившим один из тех пакетботов. Он рассказал мне, что после того, как его задержали на месяц, доложил милорду, что корабль его до такой степени зарос грязью, что уже не может развить нужную скорость, и просил разрешения килевать его и очистить днище. Его спросили, сколько времени на это потребуется. Он сказал – три дня. Генерал возразил: «Если справитесь за один день – разрешаю. А иначе – нет, вы снимаетесь с якоря послезавтра». Так он и не получил разрешения, хотя после этого отплытие откладывалось со дня на день еще целых три месяца.
Видел я в Лондоне и одного из пассажиров Боннела, тот был в такой ярости на милорда, который обманом столько времени продержал его в Нью-Йорке, а потом протаскал в Галифакс и обратно, что клялся подать на него в суд и взыскать убытки. Выполнил он эту угрозу или нет, не знаю, но, судя по всему, ущерб он потерпел немалый.
Я часто дивился, как такому человеку могли доверить столь ответственное дело – командовать многочисленным войском, но теперь, когда я лучше узнал большой свет и как там добиваются высоких постов и почему таковыми жалуют, это меня уже не так удивляет. Если бы генерал Шерли, к которому командование перешло после смерти Брэддока, не ушел с этого поста, он, думается мне, провел бы куда более успешную кампанию, чем Лаундон в 1757 году, опозоривший нашу страну своим неимоверным легкомыслием и расточительностью; ибо хотя Шерли не получил военного образования, это был человек здравомыслящий, он умел прислушаться к доброму совету, умел составить разумный план и провести его в жизнь быстро и толково. А Лаундон, вместо того чтобы употребить свою огромную армию для защиты колоний, оставил их без всякой защиты, а сам зря терял время в Галифаксе, вследствие чего мы потеряли Форт Джордж; кроме того, он запутал все наши коммерческие операции и затормозил торговлю, надолго наложив запрет на вывоз продуктов питания, якобы для того, чтобы они не достались неприятелю, а на самом деле чтобы сбить их цену в угоду подрядчикам, в чьих прибылях, как говорили, участвовал и сам (возможно, впрочем, то были пустые подозрения). Когда же запрет был наконец снят, он не удосужился известить об этом Чарльстон, и каролинские корабли, простояв там еще три лишних месяца, оказались так источены червями, что на обратном пути многие из них пошли ко дну.
Читать дальше