Мэри Габриэль - Женщины Девятой улицы. Том 1 [Ли Краснер, Элен де Кунинг, Грейс Хартиган, Джоан Митчелл и Хелен Франкенталер - пять художниц и движение, изменившее современное искусство]

Это здание призвано служить делу мира и мирным устремлениям. Искусство, которое облагораживает и совершенствует жизнь, процветает только в атмосфере мира. И в этот час посвящения мы счастливы в очередной раз засвидетельствовать перед всем светом свою веру в святость свободных институтов. Ибо мы знаем, что искусство может процветать только там, где свободны люди [233] Lynes, Good Old Modern , 204–206; Lynes, «The Eye of the Beholder», лекционные материалы для Художественного музея колледжа Смита, May 5, 1985, Box 1, Russell Lynes Papers 1935–1986, AAA-SI, 18. .

В те дни казалось, что говорить об искусстве, не затрагивая тему войны, невозможно. Президент произнес тост за новый дом для современного искусства и за разместившиеся в нем произведения, в которых свободно выражали себя отдельные художники. Но многие из тех, кто его слушал — возможно, даже большинство, — понимали: мир в том виде, в каком они его знали, вот-вот изменится навсегда. И действительно, к концу 1939 г. в Испании одержал победу Франко, Китай воевал с Японией, а Италия вторглась в Албанию. Однако решающее событие того года наступило в сентябре, когда немецкие танки пересекли сухопутную границу Польши, а самолеты начали бомбить эту страну. Два дня спустя Великобритания и Франция объявили Германии войну [234] Martin Gilbert, The Second World War , 2, 4. . Глобальный конфликт, который казался практически неизбежным, действительно начался. И то, что он был ожидаемым, отнюдь не делало его менее ужасным.

В тот день, когда Гитлер напал на Польшу, группа художников собралась в мастерской скульптора Исаму Ногучи на 12-й улице. В какой-то момент Горки начал рисовать и пригласил других присоединиться к нему. И это отнюдь не было очередным нелепым призывом к коллективной живописи. Рисование играло роль психотерапии. В детстве Горки уже пережил одну войну. Он знал, что ждет в Европе тех, кто угодил в эти страшные жернова. Художники в мастерской Ногучи вместе рисовали до рассвета, изливая на бумагу, как сказал один из них, «свое сердце». Их линии в карандаше, угле и цветной пастели обвивали и перерезали друг друга до тех пор, пока бумага не покрылась толстым слоем угля, мела и графита [235] Matossian, Black Angel , 288–289. Глава 4. Дочь Мари Кэтрин Мэри Эллен О’Брайен Фрид . Они рисовали так, будто им было страшно остановиться. Кто знает, что произойдет, если они прекратят? Перспективы следующего утра были туманными.

Сама Элен назвала это «короткой встречей, которая изменила все». Она рассказывала: «В тот день я встретила парня, которого не видела лет с двенадцати… Мы столкнулись на 34-й улице, и у меня в руках была стопка книг. Он спросил: „Куда идешь?“

Я ответила: „В Хантерский колледж. Видишь, у меня книги, и полно домашней работы, и…“

А он перебил: „Ты пишешь?“

А я ему: „Не-а, я не могу. У меня столько занятий! Я изучаю физику, математику, немецкий“.

А он говорит: „Но ты должна писать и рисовать, ты же художник. Тебе надо учиться искусству… Есть отличное место, называется Школой Леонардо да Винчи… Она находится на пересечении 34-й улицы и Третьей авеню“».

«Эта встреча изменила весь ход моей жизни. Если бы я в тот день не встретила Ларри Эккатани, то никогда бы не услышала о Школе Леонардо да Винчи. О ней тогда почти никто не знал, — вспоминала Элен. — И именно через эту школу я познакомилась с парнем, который потом представил меня Биллу. Если бы не она, я могла бы не встретить Билла еще лет двадцать. Или мы и вовсе с ним не познакомились бы. Так что все решила одна-единственная случайная встреча, и это вообще-то довольно жутко» [237] Elaine de Kooning, interview by Minna Daniels, 17–18. .

На дворе стоял 1936 год. Восемнадцатилетняя Элен Фрид изучала математику в колледже. Каждый вечер она возвращалась домой на метро из Манхэттена в Бруклин [238] Maud Fried Goodnight, telephone interview by author. . Впрочем, это даже приблизительно не описывает эту девушку. Коварно соблазнительная, но при этом целомудренная, творческая, спортивная и эрудированная, она, казалось, все могла делать лучше других. А еще Элен была невероятно хороша в искусстве общения. Она даже могла убедить человека, проигравшего ей, в том, что они оба «отлично сражались и хорошо провели время». «Она была гением в деле жизни, принимая все ее противоречивые возможности, жонглируя всеми дарованными ей шансами, и любила все это без оглядки», — рассказывала ее подруга, поэтесса и писательница Роуз Сливка. А художник Эстебан Висенте назвал Элен «потрясающей, возможно, в какой-то мере безумным гением» [239] Rose Slivka, «A Few Statements by Elaine’s Friends», Elaine de Kooning Memorial Tribute, March 12, 1990, the Great Hall at Cooper Union, New York, courtesy Doris Aach; Elaine De Kooning and Slivka, Elaine de Kooning , 35; Lee Hall, Elaine and Bill , 38. . Неудивительно, что ее друг детства Ларри Эккатани так удивился, узнав, что она занимается столь будничным, скучным делом, как учеба в колледже (справедливости ради отметим: в те дни такое времяпрепровождение было довольно необычным для молодой женщины). Дети, которые росли вместе с Элен в нью-йоркском районе Шипсхед-Бей, считали ее звездой, творческой личностью и художником [240] Elaine de Kooning , C. F. S. Hancock Lecture, 1–2; Hess and Baker, Art and Sexual Politics , 66. . А сама девушка полагала своим соперником на этом поприще самого Рафаэля, великого мастера эпохи Возрождения. В десять лет Элен пережила серьезное, хоть и короткое, потрясение, узнав, что он написал одну из своих лучших работ в 13-летнем возрасте. Впрочем, всегда уверенная в себе Элен, пережив первоначальный шок, подумала: «Что ж, значит, у меня еще в запасе три года» [241] Hess and Baker, Art and Sexual Politics , 66; Stevens and Swan, De Kooning , 158. .