Последнее время перед помещением его в интернат я с ним уже почти не встречались. Он разошелся с Ольгой Сергеевной, а ходить в два дома я считала неудобством, да и не очень он меня приглашал! Как-то раз, правда, вызвал нас с мужем, в больницу. Не знаю, по поводу чего он лежал. Мы навестили его, разговор был общий, так как он проходил в больничном коридоре, Варлам Тихонович все-таки был доволен, что мы пришли, очевидно, не слишком много народу его тогда посещало. Через какое-то время он позвонил – и вызвал нас к себе на дом. Он жил на Васильевской улице. Мы с мужем приехали. В комнате был ужасный беспорядок. Стояла электрическая плитка и кругом была разбросана масса листов бумаги. Что это были за листы – я не знаю. В это время соседи начали хлопотать, чтобы его поместили в интернат, он уже иногда забывал – включит газ и не зажжет его и т. д. С ним было опасно жить. Участковый милиционер и соседка по квартире к нему хорошо относились. Его устроили в интернат на Планерной, это один из лучших интернатов. Провожала его какая-то женщина из Литфонда и мой муж, Иван Степанович. С Иваном Степановичем раньше он немного поссорился. Поссорились, как это ни странно, из-за блатных. И я, и Иван Степанович считали, что блатные – люди, хотя и испорченные исковерканные, но в большинстве из них осталось что-то человеческое. Конечно, среди них встречались те, которые уже потеряли людской облик. И в то же время я глубоко убеждена, что сейчас по улицам ходят люди вполне заслуженные и престижные, но, попав в экстремальные условия, неизвестно, как бы они себя вели. Может быть, даже хуже, много хуже этих блатных. Варлам Тихонович всех блатных за людей не считал. Он полагал, что у них потеряно все человеческое.
Теперь возвращаюсь к моменту его отправки. Я осталась внизу, у дома, а Иван Степанович пошел с женщиной из Литфонда наверх, помог Варламу Тихоновичу одеться, причем он очень сильно толкнул Ивана Степановича, так, что тот отлетел к стенке. Затем они вышли все втроем. На нем было пальто, несмотря на летнее время, и зимняя шапка с ушами. Там стояла машина от Литфонда. Когда Варлам Тихонович уезжал, он мне все время махал рукой, и я с болью почувствовала, что сюда он больше не вернется.
Когда машина отъехала, подошла женщина – на лавочке там сидело несколько пожилых женщин. Спросила, увезли ли его? Женщины ответили, что увезли. Она вздохнула, что же поделаешь, раз ему Сталин выписал кровавую путевку в жизнь. Женщины сочувственно закивали головами,. а потом они меня спросили: а вы от какой организации его провожаете? Я ответила: я его провожаю от Колымы.
В интернате на Планерной муж его довольно часто посещал, хотя после каждого посещения ему приходилось принимать валидол. Варлам Тихонович невнятно говорил и плохо слышал, иногда трудно было уловить его мысль, общение с ним было чрезвычайно трудное. В палате, кроме него, был только один человек. Знаю, что посещал его Глоцер. Насколько мне известно, это детский писатель и литературовед. Фамилию его назвал Варлам Тихонович, мой муж его разыскал. Звонил нам. Потом, когда Варлам Тихоновичу присудили во Франции премию «Свободы», появилось очень много девушек и парней, которые его опекали и навещали. Они обстирывали его, приносили вкусную еду и, кажется, даже дежурили. Мне они не очень нравились, потому что я, конечно, понимала, что они много делают для Варлама Тихоновича, но держались они вызывающе и резко. Как-то они мне позвонили и сказали, что сейчас все едем к Вам. А я уже очень сильно болела, причем тон был очень повелительный, требовательный. От их визита отказалась. Удивило меня, что его отпевали в церкви.
Из всего того, что я читала из его стихов, рассказов, кроме рассказа «Крест», который, я не знаю, можно ли назвать религиозным, я никогда не слышала о нем ни слова о религии и о Боге. А то, что он был сын священника, это еще не доказательство того, что он верил в Бога, потому что мой отец, который был исключен из семинарии и был сыном священника, был атеистом. Очевидно, это была воля молодежи, которая в то время его окружала.
Какой-то злой человек из Литфонда разрешил директору интерната перевести Варлама Тихоновича в другой интернат, там его поместили в палату, где было человек сорок. Варлам Тихонович понял, куда его отвезли, и ему стало плохо с сердцем. Принимая его, сестра сказала: «Не жилец он на этом свете». К сожалению, она оказалась права. Через несколько дней у него начался тяжелый сердечный приступ и он скончался.
Читать дальше