Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 2

Ну, вот и поговорила с ним, и задала эти «Почему?», мучившие меня всё время. Я не получала вразумительного ответа на них, но настаивать на ответе не стала: какое-то чутьё подсказало, что ему будет неприятно, если я буду настаивать на прямом ответе. Он ведь не любит глубоко над чем-нибудь размышлять. Это его утомляет. Бог с ними, с этими «Почему?». Постараюсь сама встать на его место. Раньше я же его хорошо понимала.

Рада уж я тому, что встретила в нём человечное ко мне отношение, что смог он с доверием отнестись ко мне.

И снова душа проснулась к жизни, снова он зашагает рядом со мной рядом.

Будь здоров и счастлив, дорогой мой, самый близкий мне человек, радость и горе моё, душа и жизнь моя.

Может он и говорил со мной и отнесся будто с доверием не от души, а просто из чувства такта и из желания не обидеть меня, кто его знает?

Но даже если бы и так это было, и за это спасибо ему. Больше я не потревожу тебя, друг мой, если ты сам об этом не попросишь, только знаю одно, если я ещё раз столкнусь с его недоверием и равнодушием — это будет стоить мне жизни.

Неужели он не понял этого? Должен понять и не забыть об этом. В это я глубоко верю.

Сегодня отправлю свою первую после перерыва статью в газету. Не знаю, понравится ли она им, главное снова я живу.

Спасибо тебе, друг мой!

Хорошее настроение и живое деятельное состояние не покидает меня. Хочется что-то делать, писать, в чём-то участвовать, что-то организовывать.

Даже Тамара Андр. заметила перемену моего состояния.

Вспоминаются последние его слова: «Передайте привет Петру Ник.». Это звучит примерно так: «Не забудь, что у тебя есть муж.». Глупенький. При чём тут муж? П.Н. к душе моей не касается и ничуть её не трогает. И я в этом совсем не виновата. Что я тут могу поделать? Ничего.

И ещё вспоминается, уход его от нас. «Ничего, найдёте замену», — говорил нам тогда Смолин. «А мне кем вы его замените? — как-то вырвалось у меня, а Смолин: «У вас муж есть». Ох, помню, как мне было неприятно за Смолина, за его грубость, бестактность, за то, что так воспринял мой вопрос. Дурак, тупица, — хотелось бросить ему, — разве мне муж нужен? Доброжелательный друг мне нужен, человек, к которому я могу пойти с открытой душой и который, знаю, не будет злоупотреблять моим доверием. Он ничуть не идеальный человек. Его недостатки я вижу. Просто я не встретила человека лучше и ближе ко мне, чем он. Сейчас если бы даже и встретила такого человека, он не смог бы вытеснить его. Слишком за эти годы он крепко укоренился в душе, укоренился, не зная об этом. И не узнал бы, не облей бы меня своим холодным равнодушием, которое стало угрожать моей жизни. Сказать ему все — было единственным способом сохранить себе жизнь. И я бесконечно рада, что снова нашла в нём всё, за что уважала его: и доверие, и чуткость, и такт, и понимание.

Как мне раньше не хотелось с большим горем быть в коллективе, так и с большой радостью, что возвратилась к жизни, тоже не хочется. Не хочу, чтобы строили догадки о причинах появления прежнего состояния.

А голова все же продолжает болеть и в ушах постоянный шум, с сердцем тоже. Здорово же я подорвала себе здоровье. Когда оно восстановится ли? Я уже теряю надежду на это. Если бы не здоровье, совсем бы было хорошо. Как мне нужно сейчас его внимание! Будь бы оно, дело на поправку пошло бы, наверное, быстрее.

Мне кажется, что большое чувство только и может существовать, когда люди на некотором расстоянии друг от друга. Если они рядом, оно тратится на устранение повседневных бытовых неурядиц. Только люди, не обращающие внимание на создание своего личного благополучия, объединённых большой общечеловеческой целью могут сохранить большое чувство живя рядом друг с другом.

Права ли я? Не знаю.

Я знаю сейчас, что мне нужны были не столько ответы на «Почему?», сколько убеждение в его добром расположении к человеку. Я так и не услышала ответа на вопрос, почему он потерял уважение и доверие ко мне, такое, какое у него было когда мы работали вместе. Но я убедилась в добром ко мне отношении, в его такте и чуткости. Он не сказал все прямо. Это я поняла. Но он понял моё состояние, понял, что может обидеть меня неосторожными словом. Потому и прямо не мог сказать. Ну и пусть. Я и за то благодарна, что по-человечески постарался понять меня.

Я не могла не сказать ему всё в этот раз, потому что он должен был знать, какую муку причиняет мне своим холодным ко мне равнодушием и недоверием. И окажись бы он бесчеловечен или чёрств, я едва ли бы снова вернулась к жизни, потому что выбросить его из сознания было выше моих сил. Никогда раньше не думала, что что-то будет сильнее моей воли. Сейчас я буду жить воспоминанием о той беседе, о его такте и об оказанном доверии.