Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 2

— А что? Разве вы раньше поверили, если бы сказал кто-то, что куры могут нестись целый год, что можно вырастить вот такой крупный лук? Вот к концу столетия, — мечтаю я, — будет сломлено окончательно сопротивление милитаристов, и все умы, которые сейчас заняты совершенствованием оружия, будут работать для науки, все деньги, миллиарды рублей, что мы сейчас тратим на оборону, будут траться на создание огромных заводов с автоматами, которыми будет управлять один человек, вот таких вот теплиц, не теплиц, а полей под полимерной крышей, которым не страшны будут никакие засухи и наводнения. Вы не видите этого, а я уже вижу это…

Наверно каким-то необычным было моё лицо и глаза, что мальчики, как зачарованные, слушали меня, и у них блестели глаза.

— Для этого стоит жить, — продолжаю я, — учиться, работать.

Вечером Саша спрашивает меня: «Мама, почему ты не стала учиться дальше? Такой ум у тебя пропал».

— Война же, Сашок, была. Разве до этого было? Да и почему пропал? По наследству я передала его вам и разве плохо будет, если вместо моего одного ума будет три-четыре-шесть. Они больше могут создать, чем мой один ум. И эти мои умы так же, как я, никогда не убьют себя алкоголем. Отравленный алкоголем ум уже пропал для науки, для общества. Я не хочу этого, — говорю я моим детям.

Чувствую, что что-то изменилось в Саше, как-то бережнее он стал относиться ко мне. Он стал уже совсем взрослый, мой Саша, ученик 8-го класса.

— Пётр, тебе трудно, наверное, со мной? Ты все один да один по хозяйству, — спрашиваю я мужа. — Но ты уж не обижайся на меня. Что сделаешь, если я уродилась такая.

— Да уж куда тебя девать?

А я и гордость мной, и сожаление, что не могу стать домохозяйкой, слышу в его словах.

Хочется, чтобы все люди увидели, узнали то, что вижу и знаю я. Доклады, беседы, лекции, статьи …

Вышла «Победа» с моей статьей о Телицыной Зое. Знаю, снова она в посёлке вызовет всеобщее обсуждение и одобрение, кроме этой злополучной Телицыной.

— Ну вот, — говорит Петя, — ещё одного врага нажила.

— Ну и пусть, — возражаю я, — зато на Зареке жители будут жить спокойно. И Наташе Быковой с Леной Шуклиной, пострадавшим невинно, эта статья — моральное удовлетворение.

— Убьют они тебя, — как что-то решённое, обречённо говорит муж.

— Не убьют, побояться. А если и убьют, пусть убивают. Не так уж страшно умереть, как ты думаешь.

— Слишком уж жестоко написано, — с неудовольствием говорит Толя.

Я понимаю, это уж Г.М. Кудрявцева, их классный руководитель, прививает им мягкотелость. Нет, я против этого. Рядом с добротой и любовью к хорошим людям должна в душе жить неприязнь и ненависть к другим, плохим. Нет, я постараюсь сделать всё, чтобы в Толе не было этой беззубости.

— А разве не жестоко было избить Лену и Наташу? Ни за что избить? — доказываю я своему сыну.

— Если бы вот так тебя ни за что избили, ты бы что, молчать стал? Если бы ровесником был, ты бы сдал сдачи, а если бы сильный тебя побил? Что бы ты стал делать? Понравилось бы тебе, если бы за тебя никто не заступился? — наступаю я на Толю.

Толя молчит.

— Вот я и заступилась за них, — говорю уже более спокойно и миролюбиво.

Нет ничего тяжелее и труднее, чем необходимость наказывать человека. Но преступника надо наказывать, наказывать во имя того, чтобы не было преступлений.

«Убьют». Что же, не исключено и это. Может трезвый побоится сделать это, а пьяный может. Недаром говорят, что пьяному море по колено. Я не боюсь умирать за дело, за идеалы, которым служу, пусть это может быть, и сказано громко.

К злу я никогда не буду равнодушна, как и к добру.

Ненавижу равнодушие и никогда не перестану осуждать его!

Как все-таки дико порой люди устраивают свою жизнь! Ясной, тёплый, солнечный, первый по-настоящему весенний день будит радость в душе, а тут — преступления. И о них надо писать и говорить. Что же, солнце ведь тоже своими лучами неумолимо сосёт снег, сгоняет его безжалостно с земли, чтобы могла дать она свежую, молодую и красивую зелень, вдохнуть жизнь в готовые принять, её ещё совсем, будто неживые древесные почки.

Какие замечательные слова:

«Истинная поэзия появляется в мыслях, в словах и в делах человеческих тогда, когда человек принимает в свою душу и берёт на свои плечи заботу о других людях, об их надеждах, об их счастье, об их благополучии». И ещё: «И я бы добавил: чем прямей и деловитей говорят люди, чем откровенней идёт речь о необходимых нашему обществу земных, практических делах, тем больше в этом поэзии».