И вынул из кармана пальто газету.
Бросилось, резануло название: «Арест группы врачей-вредителей».
С трудом дочитал я до конца сообщение ТАСС об аресте врачей, виновных в смерти А. Жданова и А. Щербакова. Они сознались во всем. И в том, что собирались умертвить Маршалов Советского Союза Василевского, Говорова, Конева. И что они — агенты международной еврейской буржуазно-националистической организации «Джойнт». И что получали указания через врача Шимелиовича и «еврейского буржуазного националиста Михоэлса»…
В списке арестованных были названы известнейшие врачи, в том числе л е ч и в ш и е Сталина, — трое русских, шесть евреев.
— Вот так, Петрович, — устало произнес Ромм и посмотрел на часы. — Я опоздаю на съемки. — Он открыл дверь на лестницу, обернулся. — Это очень плохо. Это так плохо, что… — и, недоговорив, ушел не оглядываясь, только яростно хлопнул дверью…
В день годовщины смерти Ленина под его, Ленина, портретом был напечатан указ. Женщина-врач, фамилия ее — Тимашук. Ее наградили орденом Ленина — «за помощь, оказанную правительству в деле разоблачения врачей-убийц».
25 января 1953 года «Огонек» в передовой статье, названной «Бдительность и еще раз бдительность!» (с восклицательным знаком), подробно прокомментировал с связи с подвигом врача Тимашук злодеяния «извергов человеческого рода», «наемных агентов иностранных разведок», которые «растоптали священное знамя науки, осквернили честь ученых». «Группа извергов» состояла, оказывается, из «давнишних агентов иностранных разведок».
«Жертвами этой банды пали товарищи А. А. Жданов и А. С. Щербаков. Врачи-убийцы установлением пагубного режима и неправильным применением сильнодействующих лекарственных средств довели до смерти выдающихся партийных деятелей. Преступники старались подорвать здоровье и вывести из строя руководящие советские военные кадры. Неописуемо чудовищны преступления врагов народа! Гнев и омерзение охватывают всех честных людей, узнавших о злодеяниях наемных убийц, скрывавшихся под личиной профессоров медицины…»
Читал ли Борис Ильич Збарский все это о «подлых отравителях, продавших душу и тело международному империализму», как было сказано в «Огоньке»?
Конечно же нет.
Он в это время не читал никаких газет, никаких журналов. Ни одна весть не доходила до него. Ничто, ничто, ничто, даже арест вредителей прошел мимо него.
Потому что он уже давно сидел арестованный, как злейший враг, в одиночке на Лубянке.
3 МАРТА 1953 ГОДА. Правительственное сообщение. У Сталина удар. Вся Москва, вся страна — в напряжении. Объявлены круглосуточные дежурства.
Ранним утром спешу сменить очередного дежурного, члена парткома, он — в Союзе писателей СССР, на улице Воровского, у телефона в кабинете генерального секретаря, Александра Александровича Фадеева.
Меня встречает дежуривший всю ночь член партийного комитета.
— Все, — говорит он коротко, передавая мне дежурство. — Скончался.
Заступаю на дежурство. И тотчас же — телефонный звонок. Беру трубку.
Фадеев.
— Это правда?
— Это правда.
— Еду.
…Подходят, один за другим, секретари Союза, члены партийного комитета.
Беспрерывные телефонные звонки.
Появился Александр Александрович.
Разговор негромкий, немногословный.
Идет речь о том, что нужен митинг — где, когда?
Дубовый зал? Он мал. Здания на улице Герцена еще не существовало.
Напротив Союза, на улице Воровского, — Театр киноактера; вместительный зал. Предлагаю его для митинга. Принято. Звоню моему соседу по дому, живущему четырьмя этажами ниже и хорошо знакомому, в то время директору-распорядителю Театра киноактера Игорю Владимировичу Нежному.
— Его нет. — И вешают трубку.
Звоню еще раз.
— Его нет. — И снова вешают трубку.
Я растерян. Звоню ниже этажом актрисе и художнице Анели Алексеевне Судакевич, самому близкому человеку Игоря Нежного. Она очень нервно, несвойственно ей отвечает:
— Не знаю, не знаю, ничего не знаю.
Уже наученный прошлым, понимаю: что-то случилось.
Наконец дозвонился директору Театра киноактера. Обо всем договорились. На мой вопрос о Нежном ответил:
— Нежного ночью взяли.
Значит, в ночь смерти Сталина в Москве шли аресты. Из писателей знаю арестованных в эту ночь поэта А. Коваленкова и литературоведа И. Альтмана, были и другие…
Утром в зале Театра киноактера — митинг. Слова скорби чередовались с призывами к бдительности…
Колонный зал Дома союзов. Начался доступ.
Читать дальше