Евгений Карпов - Повести. Рассказы

— Это вы, Степан, напрасно. Неудачи бывают у всех, даже у гениев. А тут — первая операция. И не такая уж простая, как вам кажется.

Он, видно, понял, что хирург-неудачник и есть я, но не подал виду. Почесывал седеющую бороду и с хмельной ленью, врастяжку говорил:

— «Гений»… Сочинил он музыку если плохую, так я выключил радио-то — и вся беда. А хирург… Вот он я — двадцать лет…

— Вполне возможно, и в вашем случае хирург не виноват.

— Виноват! — крикнул Степан и задрожал, однако не дал расходиться своим нервам. Закусив нижнюю губу, отвернулся и некоторое время сидел молча, будто прислушиваясь к своему сердцу, смиряя его. Потом с дрожью вздохнул и сказал: — Может, правда и на твоей стороне, да сам понимаешь, не советчик я тебе. Сазана ты хорошо взял. Любо-мило взял, а насчет хирургии — о-о-ох, смотри, парень!..

Мы еще долго сидели, говорили о повадках сазанов, о «тайне галушки», на которую его ловят, о рыбацких удачах и неудачах и совсем забыли о хирургии, о призвании. А когда шел я домой лугом, смотрел на закатное солнце, на мрачный собор посередине села, в ушах у меня звучало: «О-о-ох, смотри, парень!..»

От Поповой ямы до самого села меня сопровождала пичужка. Маленькая, звонкоголосая, она то кружила у меня над головой, то летела впереди, то виражила низко над землей и все кричала, кричала. И в ее пронзительном крике мне слышалось: «О-о-ох, смотри, парень!..»

Над далеким сосновым лесом тревожно полыхал, предвещая непогоду, багровый закат.

В парке кружили над старыми вязами и оглашенно горланили грачи: «А-а-а! Смот-рр-ри, па-р-ррень!»

У больничных ворот стояли Сергей Сергеевич и Сима. Увидели меня и пошли навстречу, загадочно улыбаясь, о чем-то тихонько разговаривая.

Сергей Сергеевич в свежевыглаженном костюме при галстуке — прямо хоть в президиум торжественного собрания.

Сима — в закрытом платье. Забавное это платье! Как только Сима его надевала — казалась мне некой представительницей международного женского движения, а вовсе не моей Конопушкой, которую можно целовать, ласкать. И если случалось мне идти с ней рядом, я как-то невольно вытягивался в аршин, держался чуть в сторонке и чувствовал себя солдатом, сопровождавшим генерала. Правда, при этом мне все время хотелось рассмеяться…

— А я уж шоферу велел заводить машину, вас ехать разыскивать, — сказал Сергей Сергеевич, беря меня под руку.

Сима взяла под руку с другой стороны, и они повели меня в квартиру Божедомовых, которая была во втором этаже рядом с нашей и тоже состояла из двух небольших смежных комнат.

Там все было приготовлено: водка, вино, цветы, накрахмаленные салфетки, зажаренный гусь и даже свежие огурчики.

Маргарита Тимофеевна — жена Сергея Сергеевича, врач-рентгенолог — в кипенно-белом переднике, с высокой модной прической, улыбалась своими большущими голубыми глазами, и в комнате, освещенной яркой люстрой, от этой улыбки становилось еще светлей.

В старинной черной тройке при бабочке был там и Поликарп Николаевич Женихов, акушер-гинеколог. Полный, бритоголовый, с крошечной бородкой клинышком, он был уже навеселе и выглядел совсем молодо, хотя и шел ему шестьдесят второй год.

Как только мы появились, Маргарита Тимофеевна сразу же стала разливать вино, а Поликарп Николаевич — водку. Меня с ходу усадили во главу стола, Сергей Сергеевич поднял бокал и стал говорить:

— Дорогой наш друг Петр Захарыч, дорогие друзья! Я не извиняюсь за свой высокий штиль в этом узком семейном кругу, потому что сегодня произошло событие чрезвычайной важности: сегодня родился хирург…

«Родился? А может быть, скончался не родившись?»

— …Родился трудно, в муках, как и все настоящее. Мы, медики, понимаем, что такое сегодняшний день для нашего коллеги Петра Захарыча, и поэтому собрались вместе, чтобы порадоваться за него, поздравить. И если уж говорить обобщенно, то не только мы, а и все люди должны радоваться и поздравлять Петра Захаровича…

«Что он такое говорит?»

— …Ведь это родился новый солдат, боец за их здоровье. С днем рождения вас, Петр Захарович. С днем рождения, дорогой Петя!

Он обнял меня и поцеловал. Потом, преподнеся спиннинг, целовала Сима. Маргарита Тимофеевна подарила огромный букет и облобызала большими горячими губами.

Наконец подошел Женихов. Заговорил он почему-то окая, тоном дьякона:

— Дорогой коллега, я подошел выпить с вами на брудершафт. Это значит, я принимаю вас в наше БЭЗГЛУ — братство эскулапов земной глуши.