Вадим Абдрашитов - Портрет поздней империи. Андрей Битов

И вдруг — Битов. Казалось бы, едет писатель в Армению и пишет путевые заметки — ну и что? Или уж совсем невероятное: описывает мотогонки так, что невозможно оторваться. Как он это делает? Чему благодаря? А вот именно — интонации. Она всегда была грустно-раздумчива, иногда бросаясь, как к спасательному кругу, к иронии. Автор смотрел на мир печально и без суеты, умея сосредоточиться на всем — будь то крепости Армении, или движение колеса на спортивной трассе, или жизнь улетающего Малахова. Во многом, именно благодаря интонации, Андрей Битов вносил в свои произведения философию неспешной жизни русского интеллигента.

Окуджавинское «Каждый пишет как он дышит. Как он дышит — так и пишет, не стараясь угодить», — это абсолютно про Андрея Битова.

Он и сам был неспешный, раздумчивый человек, общаться с которым всегда было интересно. Битов был из тех собеседников, которые предпочитают не рассказывать истории, а высказывать мысли.

И когда мою телепрограмму «Ночной полет» в очередной раз закрыли на каком-то канале и Олег Добродеев принял нас на канале «Культура», вопроса о том, кто будет первым гостем, не возникало. Я хотел, чтобы первым гостем программы, которая будет выходить на любимом интеллигенцией канале, стал человек, являющийся для этой интеллигенции авторитетом безусловным. На самом деле таких и было и есть немного. Первым среди них был Битов.

Итак, «Ночной полет» начинает свое вещание на канале «Культура». Первый гость — знаменитый писатель, человек кристальной честности и абсолютно безупречной репутации Андрей Битов.

Этот прямой эфир я не забуду никогда…

Поначалу все шло замечательно, Битов отвечал на вопросы, как всегда, мудро и интересно. А потом я спросил что-то про роль интеллигенции в сегодняшнем мире.

Битов замер. Он смотрел на меня немигающим взглядом.

Я повторил вопрос.

Битов смотрел немигающим взглядом.

— Андрей Георгиевич, вам плохо?

Нет ответа. Прямой эфир. Время остановилось. Великий русский писатель сидел передо мной замерев, как в детской игре.

— Андрей Георгиевич, может быть, надо вызвать врача?

И тут Битов начал падать.

А надо сказать, что, по нашей просьбе, он принес на передачу стопку своих книг, и книги эти лежали на столике перед ним.

Падая, Битов уперся руками в книги. Взгляд его тут же просветлел, и, как ни в чем не бывало, писатель продолжил разговор.

Конечно, можно увидеть в этом символ или метафору: писатель опирается о собственные книги и возвращается в реальность. Но так было на самом деле: не символически, не метафорически — реально.

А на следующий день Битов позвонил мне домой с вопросом:

— Что со мной было?

Оказывается, его супруга, находясь в Петербурге и увидев эфир по телевизору, примчалась в Москву.

Битов не помнил ничего. Его только удивило, что после программы к нему подходили работники телевидения и спрашивали, как он себя чувствует. Андрей Георгиевич решил, что у нас просто очень интеллигентные работники…

У меня — плохо с датами, но этот эфир случился задолго до его ухода. Какой же надо было обладать волей, чтобы в таком состоянии продолжать жить, работать, участвовать в общественной жизни, встречаться с людьми, давать интервью.

Это была, конечно, не первая и, к счастью, не последняя наша встреча с Андреем Георгиевичем. В нем как в собеседнике меня всегда поражали два качества.

Во-первых, он был неизменно доброжелателен. Другой питерский гений, Дмитрий Сергеевич Лихачев, когда-то сказал мне, что интеллигент — это человек, который каждым своим словом, каждым своим поступком имеет в виду находящихся рядом людей. Битов был таким интеллигентом.

И во-вторых, он любил говорить парадоксально. Иногда мне кажется, что по-другому просто не умел. Парадоксально говорил потому, что так мыслил. И жил. Ведь это он вместе с Резо Габриадзе придумал поставить памятник зайцу, который перебежал дорогу Пушкину, когда тот ехал к декабристам, и тем самым продлил жизнь великому поэту.

Битов был человеком, для которого литература и жизнь являлись синонимами. Он говорил, мыслил и жил как писатель.

Своей интонацией, своей философией жизни он как бы «вакцинировал» несколько поколений российских читателей-интеллигентов.

Битов был писателем для интеллигенции, то есть он изначально писал для тех, кого мало. Но его книги участвовали в формировании людей.

Может быть, это и называется служение?