Вадим Абдрашитов - Портрет поздней империи. Андрей Битов

Однажды во время визита я спросил его:

— Гера, ты ведь веришь, что вся твоя жизнь контролируется кагэбэшниками. Значит, и мои встречи с тобой совершаются по их заданию?

Он немного смутился и объяснил:

— Некоторые делают это по приказу. Но есть другие, хорошие, которыми КГБ манипулирует скрыто.

— По-твоему, они знают, что я помогаю тебе перепечатывать твои рассказы? Переправляю их за границу? И если они тебя спросят, ты и не подумаешь скрывать это?

Он снисходительно пожал плечами. Будто сочувствовал моей наивности. О чем тут говорить? Конечно, они знают. Мое появление он, видимо, истолковывал как странный ход КГБ, решившего приоткрыть ему щелку для опубликования за рубежом. Его десятилетний сын подрался с одноклассником в школе — это явно было наказание ему, Шефу, и нужно было догадаться — вычислить, чем он разгневал вершителей своей судьбы. Оказалось, что незадолго до меня приходил Битов, вернул рукописи его рассказов и очень хвалил их, но и его приход был истолкован Шефом превратно. На несчастье, Андрей, уходя, забыл на диване газету. «Смотри, что он мне подбросил по их заданию!» На газетной странице — фотографии расстрела каких-то повстанцев в Африке. «Я не мог заснуть всю ночь».

Абсурд, гротеск были совершенно неприемлемы под контролем «социалистического реализма». Битову удавалось публиковать только книги путешествий и психологическую прозу в традициях Толстого, Тургенева, Чехова. Главным ее нервом, сюжетом, звенящей струной было противоборство с одиночеством. Эта тема прорывалась и в стихах: «Есть мера одиночества, каких никто не знал, кроме тебя» [2] Битов А . Дерево. М.: Издательство Ивана Лимбаха, 1997. С. 3. . Приходится только удивляться — и радоваться — тому, что в хрущевско-брежневскую эпоху были опубликованы такие замечательные и зрелые его вещи, как «Сад», «Нога», «Пенелопа», «Жизнь в ветреную погоду», «Улетающий Монахов», «Дверь» и другие.

Сборник Битова «Дни человека», вышедший в 1976 году в Москве, сохранился в моей библиотеке с вырезанным титульным листом: почему-то при эмиграции (мы уехали в 1978-м) не пропускали книги с дарственными надписями. Но зато, оказавшись в Америке на посту редактора в издательстве «Ардис», созданном Карлом и Элендеей Проффер, я получил неожиданный подарок: экземпляр только что выпущенного ими романа Андрея Битова «Пушкинский дом».

В предисловии издатели объявляли, что рукопись этого отвергнутого советскими издательствами романа пришла к ним по каналам «самиздата», то есть что автор не повинен в преступной передаче своего произведения за границу, что каралось тогда лагерным сроком. Увы, это не помогло, и имя Битова было занесено в черные списки. Тем более что в следующем, 1979 году, он принял участие в нашумевшем сборнике «Метрополь», объединившем два десятка российских литераторов, попытавшихся сломать цензурные барьеры.

Для Битова последовали шесть лет без доступа к печатному станку. За период 1980−1986 у него вышел лишь один сборник, и то не в России, а в Грузии. Лишь с наступлением горбачевской перестройки выход книг возобновился. Но в основном это были переиздания прежних вещей и путевые заметки.

Только после двадцатилетнего перерыва нам довелось снова встретиться с Битовым лицом к лицу. В 1995 году он был приглашен читать лекции в Принстонском университете. К тому времени я уже ушел из «Ардиса», мы с моей женой Мариной создали собственное издательство «Эрмитаж» и переехали из Мичигана в Нью-Джерси. Принстон оказался в полутора часах езды от нас — для общения не помеха. Сохранились фотографии: Андрей с новой женой Натальей и их семилетним сыном в гостях у нас в Энгелвуде, мы — у них в Принстоне.

Наша библиотека снова стала пополняться книгами талантливого писателя с дарственными надписями. На книге «Оглашенные»: «Пусть от встречи до встречи проходит меньше двадцати лет». На книге «Неизбежность ненаписанного»: «Марине и Игорю для воспоминаний о НАС». И что еще более важно: издательству «Эрмитаж» была предложена рукопись сборника эссе, которая была уже намечена к выходу в Москве, но не смогла выйти — теперь уже не по цензурным, а по финансово-экономическим причинам.

Конечно, я был счастлив выступить в роли издателя книги старого друга. И даже не очень стыдился того, что наша удача выпрыгнула нам в руки за счет чужой беды — беды всей российской словесности. Освободившись в августе 1991 года от цензурного гнета Главлита, она попала в не менее жесткие тиски рыночных отношений. По той же причине в портфель «Эрмитажа» перешли из России и другие превосходные книги: «Свежо предание» И. Грековой, «Толстой и русская история» Якова Гордина, воспоминания балетмейстера Леонида Якобсона.