Сели в зале, послушали кое-какие выступления, посмотрели акробатические этюды с запрыгиванием на сцену. Особенно нашего писателя удивил пожилой специалист из Японии, который дважды с разбега прыгал на сцену. «Я тоже буду прыгать: если японец может, почему я не могу?» — тихо проговорил Битов. Еле-еле уговорила этого не делать, за руку провела на сцену из-за кулис. Все шло хорошо: показали книгу, рассказали историю памятника. Правда, Андрей Георгиевич при каждом удобном и неудобном случае упоминал японца (видно, обиделся, что тот его «перепрыгал»), бедный японец вздрагивал и никак не мог понять, что он сделал не так.
Наконец все благополучно завершилось.
Вечером мы должны были поехать как раз в то Пирогово, где установлен памятник: там устраивали заключительный банкет в русском стиле с блинами, вареньем и медом на свежем воздухе и хотели зажечь костер. Многие иностранцы отказались, ссылаясь на то, что им завтра рано выезжать и они не хотят ломать режим. Битов всю дорогу до Пирогова возмущался: «У них, видите ли, режим… Здесь такое событие, и все это в честь Толстого, а они, специалисты по его творчеству, говорят о каком-то режиме». Но все же половина иностранцев поехала.
Осмотрели живописные окрестности. Увидели, как на дне оврага сооружают столы. В центре был сложен огромный костер — видно, организаторы решили удивить иностранцев русским размахом. И удивили!..
Нас всех пригласили к столу. Однако добраться до стола было не так просто: где-то сбегая по узким тропинкам, где-то цепляясь за траву, гости сползали в овраг (а-ля аттракцион с запрыгиванием на сцену).
Тем не менее все благополучно добрались до места банкета. Организатор этого торжества произнес слова благодарности за участие в научной конференции. «А теперь мы зажигаем костер!» — произнес он. Еще раз напомню, что костер был огромный да еще обложен живыми ветками — еловыми и сосновыми. Исполнители старательно подожгли костер со всех сторон. И тут началось такое!.. Во все стороны полетели искры, молодые ели и сосны трещали и отбрасывали во все стороны куски горящей древесины. Вскоре полетели пепел и сажа, покрывая все кругом. Белые скатерти превратились в черные, вся еда была засыпана пеплом. Этот пожар-канонада перепугал всех присутствующих, особенно иностранцев — они, наверное, представили себе, как Наполеон попал в горящую Москву, как в ловушку. Все побежали наверх, что было весьма непросто. Во-первых, уже спустилась глубокая ночь, никаких тропинок не стало видно. Во-вторых, на траву легла роса, стало скользко, можно было кое-как передвигаться ползком, цепляясь за траву. Выбравшись из этого ада и радуясь, что остались в живых, все наблюдали это завораживающее, но страшное зрелище!
Костер начали тушить, да и сам он постепенно терял силу. Организаторы этого грандиозного зрелища подали знак, что угроза миновала и можно возвращаться к столам. Легко сказать — это опять сползать по мокрой траве! На дне адского оврага гостей ожидала еще одна неприятность: без света костра ничего не было видно. Принесли несколько свечей, тогда все увидели, что стол и вся еда покрыты толстым слоем сажи. Пытаясь все же кое-что съесть, гости, чумазые и мокрые от сырой травы, поползли наверх к своим автобусам. Иностранцы были притихшие и озадаченные: что все это значило? А Битов был очень доволен: «Каково зрелище! Такое на всю жизнь запомнится!»
Можно было бы рассказать и о других презентациях и памятниках, например об установке памятника Чижику-Пыжику в Петербурге (идея Битова, исполнение Резо Габриадзе). Каждый раз это было какое-то мистическое и завораживающее действо. И еще важно, что солидные книги, серьезные, умные эссе и такие, казалось бы, несерьезные события, как памятник Чижику-Пыжику в Петербурге и памятник Зайцу в Михайловском, Андрей Георгиевич делал по-настоящему и относился к ним так, будто это самое главное событие в его жизни. Поэтому все эти проекты остались навсегда.
Не могу не сказать об Андрее — верном друге! Сколько раз он помогал мне и издательству! Сколько усилий он приложил, чтобы помочь моей внезапно тяжело заболевшей дочери: звонил врачам, хлопотал… Спасибо тебе, Андрей! Ведь я знаю, что ты сам был тяжело болен!
И вот нет Андрея Битова! Когда-то Андрей написал о смерти Пушкина такие стихи:
Сюртук мальчика
С модной вытачкой,
Тоньше пальчика
В фалде дырочка.
В эту дырочку
Мы глядим на свет —
Нам на выручку
Кто идет иль нет?
Читать дальше