Юлий Марголин - Путешествие в страну зэ-ка (Полныӣ текст)

После пяти лет я имею право на полчаса времени, чтобы рассказать трибуналу о том, что имеет прямое отношение к данному процессу. В этом процессе личное и общее неразделимы. Рассказывая о себе, мы рассказываем о лагерях, мы демаскируем диффамацию г. Дэкса. Я не знаю, как это можно сделать иначе.

В зале было полное молчание, никто не прервал меня. Дорога была предо мной открыта, и я мог говорить о чем угодно. Я выбрал две темы - о бессудности, т.е. о том, что в лагеря отправляют людей без судебного приговора, и о "воспитании" в лагерях. Я говорил 3/4 часа, но я не хотел рисковать утомить трибунал. Лучше было кончить, пока я был на вершине успеха.

Начался перекрестный допрос, но гг. Нордман и Вьеннэ не имели охоты ставить мне вопросы. - "Известно ли свидетелю, - начал Нордман с иронической миной, - что на свете происходила война... большая война... с Гитлером?...

Я прервал его: "Этот тон иронии совершенно неуместен!" Президент сделал ему замечание: "Не ставьте подобных вопросов!" - Нордманн: "Гитлер убил 6 миллионов евреев, и я считаю неуместным, чтобы еврей выступал против государства, которое спасло евреев". На это я ответил: "Цифра еврейских потерь в войне, согласно таблице известного еврейского статистика Я. Децинского, составляет 6 093 000 человек, но будет ошибкой считать, что евреи погибали только на стороне Гитлера. Около полумиллиона евреев погибло в советских лагерях и местах ссылки. Гитлер пролил довольно еврейской крови, и нет надобности подбрасывать ему жертвы Сталина." Раздались разные возгласы, и я прибавил; "В лагерях находятся сотни моих друзей, и я не только имею право, но и обязан протестовать против того, что с ними делают. Советские заключенные имеют право жаловаться в Москву, а г. Нордман хочет отнять право протеста у жертв НКВД? - Вы, г. Нордман, более сталинист, чем сам Сталин!" - Дэкс задал мне вопрос, хочу ли я новой мировой войны? - Я ответил: "Я надеюсь, что никто из нас не хочет войны. За себя я уверен, но в вас, г. Дэкс, не совсем уверен. Мы хотим не войны, а мобилизации мирового общественного мнения против ужаса лагерей в России". Розенталь, адвокат Руссэ, поднялся и спросил меня, известно ли мне, что в феврале прошлого года, когда в Лейк-Саксес на заседании Экономического Совета ООН было оглашено мое показание о лагерях, польский делегат КАЦ-СУХИ ответил, что на свидетельство уголовного преступника, осужденного в Сов. Союзе, нельзя обращать внимание. Я ответил с чистой совестью, что слышу об этом в первый раз, и что КАЦ-СУХИ сказал неправду. Я не был осужен по суду, никто не обвинял меня в совершении какого бы то ни было преступления, и в лагерь я попал как "Социально-опасный элемент" со всеми другими польскими беженцами, не хотевшими добровольно принять советское гражданство. - "У советских властей было 5 лет, чтобы предъявить мне обвинение, и если они это не сделали, то, мне кажется, что теперь уже несколько поздно!" Зал рассмеялся, и на этом кончилось мое показание.

Вечером того же дня радио в Париже передало содержание моей речи. Она имела большой отклик в прессе. Коммунистическая газета писала, что я говорил "для журналистов" - но факт, что ни тогда, ни позже, стоя лицом к лицу со мной, они ничего не могли мне возразить по существу.

Тем временем процесс продолжался. Правда ли, что советский Кодекс разрешает заключать людей в лагерь без суда, по распоряжению административных органов? Это смешной вопрос для каждого, кто знает советскую действительность. Но Пьер Дэкс назвал Руссэ лжецом и обвинил его в том, что он подделал текст советского закона. И действительно оказалось, что в фотокопии Руссэ пропущены некоторые места, которые не относятся к делу. Адвокаты Руссэ принесли в суд оригинальные тексты советских законов с переводом на французский язык, где не один, а несколько раз подтверждается общеизвестный факт, что в лагеря можно посылать без суда. Они принесли также ученые труды французских юристов, где говорится о том же. Пьер Дэкс ответил, что когда он писал свою статью против Руссэ, он не знал об этом. Руссэ спросил его: "Теперь, когда вы уже знаете эти тексты, согласны ли вы признать свою ошибку?"' Наступило молчание, и переполненный зал ждал что ответит коммунистический журналист, припертый к стене. Дэкс ответил: "Теперь меньше, чем когда бы то ни было!" Он вынул из кармана текст сталинской конституции 1936 года и прочел вслух тот параграф, который гарантирует советскому гражданину неприкосновенность личности. Этот параграф имел в глазах Дэкса больше силы, чем факты и даже чем советские тексты, которые ему показали.