Лара Прескотт - Секреты, которые мы храним. Три женщины, изменившие судьбу «Доктора Живаго»

– Я много раз был в La Scala, – ответил Серджио. – Я надеюсь, что и вы сможете сходить. Издатель предоставит вам лучшее место в зале.

Борис рассмеялся и потупил взор.

– Путешествовать было бы, конечно, приятно, но я уже об этом не думаю. Даже если бы я и захотел, меня бы вряд ли выпустили, – он помолчал и потом продолжил: – В молодости я хотел стать композитором, но у меня не было необходимого таланта. Наверное, подобное часто происходит. Страсти почти всегда больше, чем таланта.

– Моя страсть – это литература, – сказал Серджио, стараясь вернуть разговор к роману. – Я слышал, что вы написали шедевр.

– Откуда у вас такая информация?

Серджио положил ногу на ногу, и скамейка заскрипела.

– Так люди говорят, – ответил Серджио. – Верно, Владлен?

– Да, ходят такие слухи, – подтвердил Владлен. Это были его первые слова, произнесенные после их появления на даче Пастернака.

– Во всяком случае, издательства так не считают. Мне никогда раньше не приходилось ждать ответа издательства дольше суток, – Пастернак поднялся со скамейки и встал между двумя грядками спиной к своим гостям. – Мне кажется, что их молчание означает то, что мой роман не напечатают. Он не соответствует линии партии и ее установкам в области культуры.

Серджио и Владлен встали и подошли к поэту.

– Вы получили официальный отказ? – спросил Владлен.

– Еще нет. Но я уже полностью отказался от мысли о том, что роман могут напечатать. Так спокойней. Иначе можно просто с ума сойти, – он снова рассмеялся, и у Серджио на мгновение мелькнула мысль о том, что Пастернак действительно сошел с ума.

Серджио даже и предположить не мог, что роман «Доктор Живаго» может быть запрещен в СССР.

– Но это невозможно! – воскликнул он. – А как же оттепель?

– Хрущев и все остальные могут сколько угодно говорить про оттепель, но единственная оттепель, которая меня интересует, имеет отношение к погоде, – ответил Пастернак.

– А не могли бы вы дать мне рукопись? – попросил Серджио.

– Зачем? Если роман не публикуют здесь, то его не опубликуют нигде.

– Фельтринелли его переведет на итальянский, и потом, когда он выйдет в СССР…

– Он не выйдет в СССР.

– Мне хочется верить, что выйдет, – продолжал Серджио, – а когда выйдет, то издатель уже будет готов тут же выпустить перевод. Фельтринелли – член коммунистической партии Италии, поэтому вряд ли кто-то захочет остановить публикацию романа, – Серджио был неисправимым оптимистом. – Роман «Доктор Живаго» будет стоять на витринах книжных магазинов от Милана до Флоренции и Неаполя, а потом появится и в других странах. Весь мир должен прочитать ваш роман! И это обязательно произойдет! – Серджио понимал, что выглядит немного глупо, расхваливая роман, который не читал, и осознавал, что дает обещания, которые сам не в состоянии выполнить, но не мог остановить поток своей лести, которая, как ему казалась, способна изменить мнение Пастернака относительно шансов публикации его произведения.

– Секунду, – сказал писатель. Он подошел к крыльцу, снял резиновые сапоги и вошел внутрь. Двое гостей остались в саду.

– Что думаешь? – спросил Владлен.

– Не знаю. Но мне кажется, что роман рано или поздно напечатают.

– Ты – не русский и не понимаешь, как здесь все происходит. Я не знаю, что он там написал, но, если это идет вразрез с линией партии, то тут никакая оттепель не поможет. Если роман запретят здесь, то Пастернак не будет иметь права публиковать его за границей. Нигде и никогда.

– Но ему пока ничего не ответили по поводу возможности публикации.

– Прошло много времени, а ответа нет. Это значит, что публикацию не одобрили.

– Пусть так, но это еще не значит, что история стоит на месте.

Занавеску на окне в комнате на первом этаже отодвинули, и в нем показалось, а потом исчезло немолодое женское лицо.

– Это его жена? – спросил Серджио.

– Наверное, хотя я слышал, что у него есть любовница гораздо моложе, которую он совсем не прячет. Она живет где-то здесь, в шаговой доступности. Говорят, что он всегда ходит с ней по всей Москве. И его жена не высказывает ему никаких претензий.

Дверь дачи открылась, и из нее вышел Пастернак с большим коричневым конвертом в руках. Не надевая обуви, босиком он подошел к гостям и встал перед ними.

– Вот «Доктор Живаго», – произнес он после некоторой паузы.

Пастернак протянул конверт Серджио, но не отпускал его, когда тот взялся за него руками. Они некоторое время держали конверт каждый со своей стороны, после чего Пастернак убрал руки.