Хаим Бермант - Влиятельные семьи Англии [Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны]

Однако на самом деле Теккерей имел самое высокое мнение о леди Ротшильд, и в романе «Пенденнис» мы находим ее портрет, увиденный чуть ли не влюбленными глазами: «Только вчера я видел одну еврейскую леди с ребенком на руках, и ее лицо лучилось такой ангельской нежностью к ребенку, что, казалось, их обоих окружает какой-то ореол. Клянусь, я едва не пал перед нею на колени.»

И сэр Энтони, и леди Ротшильд серьезно относились к своим обязанностям перед арендаторами, местным городком и всей округой, и леди Ротшильд взяла на себя роль всеобщей благодетельницы. Она посещала деревенские дома и побуждала дочерей поступать так же. Как-то раз они увидели молодую женщину, кормившую ребенка. Сколько лет младенцу, спросили ее.

– Четыре месяца.

– А как давно ты замужем?

– Полгода.

Ее светлость с дочерьми поспешно вышли.

Особо ее заботили вопросы образования, и дочери разделяли ее интерес. Когда Констанс была еще маленькой, любящий отец спрашивал ее, чего бы ей хотелось на день рождения. «Детскую школу», – как-то раз сказала девочка, и ее она и получила. Еще он построил школу для девочек в городке (конечно, еще до введения всеобщего образования в 1870 году по Закону об образовании). Два строения в стиле, если можно так выразиться, карманной готики все еще стоят по обе стороны главной улицы. Городскую ратушу, тоже действующую до сих пор, построила леди Ротшильд в 1884 году в память о своем усопшем супруге.

Время от времени Констанс и Энни преподавали в этих школах. Еще они завели «грошовую читальню» и любительский театр для местных жителей, а леди Ротшильд написала короткую фантазию под названием «Сон» на открытие ратуши. Это была маленькая проповедь, несколько перенасыщенная символизмом, но не без изящества и очарования. Как ее приняли горожане, неизвестно.

Несмотря на книжные склонности леди Ротшильд, ее дом не был сонным царством. Две ее дочери не сидели на месте. Постоянно сменялись гувернантки и учителя, слуги и горничные. Был еще целый зверинец из собак, черных и коричневых терьеров, скотч-терьеров, мопсов, спаниелей, такс, которые ворчали и лаяли, и от них некуда было скрыться. Леди Ротшильд была особенно привязана к крошечному йоркширскому терьеру Эльфи, постоянной спутнице ее зрелых лет, и, когда та погибла из-за несчастного случая, Луиза была подавлена горем: «Сегодня мою дорогую Эльфи положат под большим тисом, где она упокоится навсегда. Как я буду скучать по ней – этому верному маленькому другу. О горе, горе знать, что мне никогда уж ее не увидеть!»

Гости стекались в дом нескончаемым потоком. Миссис Дизраэли могла заскочить без предупреждения чуть ли не в любое время дня и ночи, и ее непрестанная болтовня, взъерошенный парик, экспрессивная манера вести себя несколько смешила младших членов семьи. Но леди Ротшильд была к ней привязана: «Миссис Дизраэли… отличается острой наблюдательностью; странно, что она слепа к своим собственным недостаткам; однако, несмотря на все это, она нравится мне, ибо у нее доброе, искреннее сердце».

Она не могла сказать того же о Дизраэли и считала, что «его единственная цель – собственное возвышение». Диззи между тем любил леди Ротшильд и восхищался ею и питал самые теплые и уважительные чувства к ее мужу, «на сто процентов доброму малому, самому дружелюбному человеку, которого я когда-либо знал, самому добродушному и щедрому».

Неприязнь леди Ротшильд к Диззи не разделяли другие члены ее семьи, и он, можно сказать, был почетным Ротшильдом. Его поместье Хьюэнден находилось едва ли более чем в двадцати милях от любой из резиденций Ротшильдов и лишь в семнадцати милях от Астон-Клинтона. Поэтому они часто ездили друг к другу в гости. Констанс сохранила ясные воспоминания об этом государственном муже среди лесов и полей Хьюэндена: «Как он любил это место! И как старался соответствовать образу, который возложил на себя, образу сельского джентльмена! Одетый в свою бархатную куртку, кожаные штаны, мягкую фетровую шляпу, с маленьким топориком для обрубания обвившего деревья плюща в одной из его белых рук, которые, вероятно, прежде не держали ничего тяжелее пера, мистер Дизраэли был настоящим помещиком…»

В каком-то смысле это описание вполне могло бы подойти и ее отцу.

Мистер и миссис Гладстон дважды останавливались в Астон-Клинтоне. Во второй раз Констанс, к тому времени уже замужняя женщина, несколько часов гуляла с мистером Гладстоном по саду, беседуя о Библии, апокрифах и загробном мире. С четой же Дизраэли разговоры неизменно шли о том, что здесь и сейчас.