Иван Франтишев - Слава героям

— Ну и красотища!

— Очень красиво, — согласился Николаев. — А вон там видите острова? Так вот за них еще драться придется.

— А потом? — с любопытством спросил солдат Котенко.

— Куда пошлют, — ответил Николаев. — Дел еще много. И все-таки война к концу идет. Окончательно выдыхаются фашисты и их союзники.

Еще более двух недель шли бои за прибрежные острова Финского залива. И только иногда наступали недолгие перерывы. В один из таких перерывов, 16 июля 1944 года, коммунисты приняли Николаева в свои ряды. А спустя пять дней, 21 июля 1944 года, за мужество и отвагу, неоднократно проявленные в боях, Указом Президиума Верховного Совета СССР сержанту Владимиру Романовичу Николаеву было присвоено звание Героя Советского Союза.

На войне, как в песне поется: «Нынче здесь, завтра там…» Едва закончились бои на Карельском перешейке, как бригаду полковника Лизюкова перебросили в Прибалтику, потом в Восточную Пруссию, где иптаповцы в составе войск 3-го Белорусского фронта вели наступление на крупную гитлеровскую группировку.

Был на исходе январь 1945 года. Ночью в местечке Кляйн-Маулен артиллеристы расположились на короткий отдых. Люди спали в полуразрушенных зданиях, съежившись от холода. На улице непогодило. Николаев сквозь дремоту слышал, как подвывал в развалинах домов зимний ветер.

На рассвете командиры подняли артиллеристов. Пушки и машины вытянулись длинной колонной по дороге. Их путь лежал к Кенигсбергу, где наши части окружили железным кольцом большие силы фашистских войск.

Иптаповцы сидели в кузовах машин, тесно прижавшись друг к другу. До Кенигсберга было еще далеко. Не знали артиллеристы в эти минуты, что одна из гитлеровских танковых частей и несколько эсэсовских подразделений пробились через позиции наших войск и теперь двигались навстречу колонне бригады Лизюкова.

Неприветливым был студеный январь. Ветер гнал по полю колючую поземку, кружил ее возле колес автомобилей и поднимал ввысь.

— Ну и погодка! — с досадой произнес солдат, сидевший рядом с Николаевым. — Я думал, что только у нас в Сибири холодно, а оказывается, и тут зима бывает.

— Сказал тоже! — отозвался другой солдат. — Да разве в Сибири такие холода? Куда там Пруссии с нашей Сибирью тягаться…

Все засмеялись. И не успел еще стихнуть солдатский смех, как вдруг где-то впереди колонны грохнул на дороге снаряд и чей-то тревожный крик смешался со свистом ветра:

— Танки!.. Немцы!..

Взрывы загрохотали один за другим. Фашисты, которые выходили из окружения, заметив нашу колонну, решили стремительным налетом смести ее со своего пути.

Николаев одним из первых спрыгнул на снег. Словно свечи, в колонне запылало несколько машин, где-то рядом стонал раненый. Медлить было нельзя. Солдаты облепили пушку, отцепили ее от крюка.

— Выдвигаемся вперед, — принял решение Николаев. — Прикроем остальных, пока они позиции занимают.

Впереди в снежной завесе появились гитлеровские танки. Они приближались. Но иптаповцы уже успели развернуть орудия и открыли огонь по фашистским машинам. Несколько танков, объятые огнем, остановились. А из снежной дали выползали все новые и новые вражеские машины. Фашисты рвались вперед. Они понимали, что назад им дороги нет, и поставили задачу любой ценой прорваться и уйти на запад.

Гудела и стонала земля. Горели танки. Горели подожженные немецкими снарядами наши машины. Умолкло несколько расчетов иптаповцев. Осколки скребли мерзлую землю, барабанили по щитам и станинам противотанковых пушек. В расчете Николаева убило наводчика. Николаев встал на его место.

Фашисты отползали назад или в сторону, перегруппировывались и снова кидались в атаку. Николаев ничего не видел перед собой, кроме этих танков и чернеющих точек рассыпанной на снегу цепи эсэсовцев. Позиция иптаповцев покрылась сплошной пеленой дыма, и казалось, что нет на этом участке ни одного квадратного метра земли, на котором бы не рвались немецкие снаряды. Прибежал связной. Задержался на секунду возле орудия Николаева, крикнул:

— Приказано стоять насмерть!..

Сержант кивнул головой. Он и без этого приказа знал, что надо стоять насмерть, до последнего.

Два часа шел этот бой. Замолкло еще несколько расчетов иптаповцев. А фашисты по-прежнему исступленно рвались вперед. Вскоре возле пушки Николаев остался один. Он был ранен и едва держался на ногах. Кровь стекала по его лицу, он чувствовал, что теряет силы. Ядовитый вонючий дым полз над полем, ел глаза. Почернел от копоти снег. Николаев увидел, как из дымной мглы выскочил комсорг Петропавловский. Едва тот оказался рядом, Владимир разжал тонкие губы, пытаясь улыбнуться. Но улыбка получилась вымученной. Сказал хрипло: