Раиса Мессер - Жизнь и книги Льва Канторовича

Дневники вводят нас в творческую лабораторию пи­сателя, они же позволяют увидеть, как далеко ушел от этих набросков автор по пути обобщения, создания це­лостной картины. В книге не только наблюдения, в ней попытка раскрыть сложные, противоречивые явления, сопоставить старое и новое. Канторович пишет об из­менении строя жизни, о сдвигах в понятиях людей, гражданских навыках. Автор отмечает рождение ново­го взгляда на советских людей. Так, жители одного из местечек поражены тем, что, как они убедились, в Крас­ной Армии командиром может быть человек любой на­циональности. Лишенные права и возможности учиться, они удивляются массовой доступности образования в нашей стране и уважению к людям труда.

Главное место в авторских наблюдениях занимают все-таки пограничники (это видно и в названии книги), и прежде всего их роль представителей Советской вла­ сти, советского образа жизни. Внимание писателя и со­средоточено на двух главных мотивах: столкновении старого с новым и задачах пограничников.

Для Канторовича важны психологические коллизии. Далеко не сразу усваивают здесь люди суть перемен, которые несет им новая жизнь. Писатель, например, показывает, как робко приступают крестьяне к дележу помещичьей земли. Им трудно привыкнуть к тому, что теперь власть — народ, они сами. И первые, кто объ­ясняют им все это, дают советы, дружески учат жить по-новому — пограничники, ведь «они впереди». Случаи простой и ясной «красноармейской агитации» настоль­ ко выразительны, кинематографичны, что они воспри­нимаются как готовый эпизод из фильма. Характерная особенность всей книги — прямая авторская речь, рас­суждения перемежаются эпизодами, картинами увиден­ного. Одна из таких картин — выступление красноар­мейца перед крестьянами. В этом эпизоде все важно. И то, что красноармеец — запасник, и то, что, прежде чем выступить, он слушал оратора, «долго говорившего об очень хороших вещах», и то, что у красноармейца размоталась портянка — боец он еще непривычный к походу. Но он знает, этот красноармеец, очевидно тоже крестьянин, что сейчас главное для его братьев. « — Те­перь я скажу им пару слов. — Товарищ, который гово­рил речь, растерялся. Красноармеец взлез н а подножку автомобиля, кашлянул и поправил винтовку.— Вы мне ответьте, граждане мужики, — сказал он, — помещик есть у вас? — Есть, — сказали крестьяне. — Так. Есть поме­ щик. — Очень хорошо, — сказал красноармеец. — Теперь скажите вы мне: земли много у помещика? — Так, — ска­ зали крестьяне. — Много земли у пана. — Очень хоро­ шо, — сказал красноармеец и нахмурился. — А вы ту землю между собой поделили?..» Вот он, образец красноречия, доступного самому бедному крестья­нину.

Не так ли доходчиво агитировал и сам Канторович? В этих очерках кое-где автор говорит и о себе. Немно­ гочисленные примеры характеризуют личность писателя, человека общительного, живого. В маленькой дере­веньке идет жаркий «диспут о боге» между красноар­мейцами и набожными крестьянскими ребятишками. Автор предлагает своим собеседникам: он нарисует все, что они попросят. И начинает рисунками свою агита­цию. «Я рисую красноармейца. Ребята громко выража­ют свое одобрение. Им очень нравится и шлем красно­армейца, и шинель, и сапоги, и винтовка». Потом он рисует ксендза, не слишком симпатичного, но, как при­знают ребята, похожего на здешнего, деревенского, и готов нарисовать... самого бога... Тепло прощаются ребята с новыми друзьями. Диспут еще не окончен. Эти мальчики продолжают утверждать: «А все-таки бог есть!» Но делают и другой, очень важный вывод: «Ко­нечно, товарищ... от бога все хорошее. Не было б бога, и вы бы к нам не пришли...»

Такие сценки общения пограничников с новыми со­ветскими гражданами полны доброжелательности, де­ловитости, юмора. Вчерашнего сапожника, а сегодня председателя временного управления, подавленного сво­ей прежде немыслимой для него ролью, пограничники учат чувствовать обретенную свободу. Они принимают участие в споре учителей начальной школы — чему и как сейчас учить. Посмеиваясь, но не насмехаясь, так­тично внушают они атеистические мысли. Впрочем, полпреды советской жизни не только отвечают на во­просы, они и сами немало удивляются. Их поражают размеры крестьянских «полосок», шириною в три метра, им невмоготу видеть поклоны «пану офицеру» — все эти следы чуждого строя. Но автор не только проявляет за видную зоркость глаза, показывая «разодранную, расчерченную, расколотую землю», он приводит запоми­нающиеся слова крестьянина, которые дают представление о прежней жизни здешнего земледельца: «Если я лягу отдохнуть на своем поле... если я лягу поперек, то голова моя будет на поле помещика, а ноги на поле соседа».