Раиса Мессер - Жизнь и книги Льва Канторовича

На смену трафаретным, вежливым фразам пришел серьезный разговор об искусстве и жизни, кризисе мысли и кризисе культуры и в конечном счете — о будущем Япо­нии, которая уже тогда начала свой горький путь, привед­ший её к жестокому поражению в войне. В очерке воз­никает портрет человека сложного, умного, большого художника уходящей культуры. И рядом с ним — достойный собеседник, делающий из услышанного серьезные выводы. От недавней прямолинейности нет и следа. Ав­тор размышляет и зовет к размышлению читателя. «И кто знает, о каких грядущих революциях он думает, говоря о судьбах японского государства и искусства». Так завер­шается портрет Араки-сан.

В книге «Пять японских художников» текст органиче­ски связан с рисунками автора и приведенными репро­дукциями. Л. Канторович комментирует, разъясняет. «Это святой. Старик нарисовал его согласно древним кано­нам». «Мне не удалось достать репродукции картины Цудо-сан «Новый парламент». Поэтому я примерно на­рисовал композицию этой вещи». «Картина японского «европейца» с выставки «ТеМеп». Араки-сан прав - "европейское"направление в японской живописи, беспомощное иподражательное, не выдерживает сравнения даже со средними произведениями «классической» школы. Я был на огромной выставке «Теi-tеn» в Уэко-парке в Токио.Из множества картин «европейской» группы я не могу назвать ни одной, стоящей выше среднего уровня». «Берег озера после дождя. Акварель по бумаге с расплывом .Выставка в Сиаме. На выставку в Сиаме Араки- са н подобраллучшие образцы старояпонской живописи». Так,опираясь на тексты очерков и дополняя их, Л. Кан­ торовичпомогал своему читателю воспринять японское искусство.

Своим наблюдениям над жизнью Японии посвятил Канторович заключительный очерк книжки — «Мне при­ ходитсяпросить прощения у японского господина в ко­ телке ив темном пальто». Здесь важен не только персо­наж очерка, но прежде всего авторские выводы о соци­ально-политической действительности страны. С первых строк очерка («Японцы отнеслись ко мне прекрасно») не без иронии пишет Канторович, что советским гостям задавали бесконечные банкеты, показывали достоприме­чательности и знакомили с великими людьми с опреде­ленной целью: доказать, как прекрасна Страна Восхо­дящего Солнца, и скрыть «другую сторону медали». Хозяева не хотели, чтобы русские увидели нищих и без­работных, чахоточных женщин и рахитичных детей, зло­вонные улицы и гигантские дымные заводы, окраины го­рода, куда «не заглядывают иностранные туристы».

Вопреки стараниям хозяев, художник все же ускольз­нул от бдительного ока своего «сопровождающего». Он интересовался не только японской живописью, поэтому смог побывать в скрываемых от туристов местах и сумел запечатлеть картины бытовые, а не только художествен­ную жизнь страны. Очерк сопровождается многими ри­сунками. Тут и портовые грузчики, и квартал бедняков, напоминавший Канторовичу о таких же улочках, где, по преданию, жил нищий худож­ник Ай-Ган, о котором говорилось в начале книги. В подписи под ри сунком, в частности, было сказа­но: «Мне показалось, что узень­кие улицы рабочих районов оста­вались такими же, как восемьсот лет назад...» На других рисун­ ках— тип рабочего из йокогамских доков, еще рабочий, рик­ша — «человек-лошадь». Правда, зарисовок из рабочих районов не­много: «Я не мог говорить с оби­тателями рабочих кварталов... Достаточно было двух слов, ска­занных русскому «большевику», чтобы моего собеседника бросили в тюрьму. Я не мог долго оста­ваться в рабочих кварталах».

Есть в очерке и сатирические рисунки. Таковы «Мелкий торго­вец», «Ростовщик» и, конечно, «Мой шпик», тот самый господин, который упомянут в названии очерка. Портрет шпика (тросточ­ка, претендующее на значитель­ность выражение лица, выстав­ленная вперед грудь) — лишь по­вод для обобщения о мощной системе шпионажа и тайной поли­ции, которая топит в крови вся­кий зародыш революции. «Седь­мого ноября я видел, как раз­гоняли рабочую демонстрацию». Подробно описывая это выступле­ние трудящихся, автор говорит , что капитализм научил рабочих пролетарской солидарности.

Жизненныенаблюдения Канторовича насыщены острыми социальнымиконтрастами. Он увидел богатство и нище ту этойстраны, своеобразие ее быта и искусства. Конечно,прежде всего в очерках видны профессиональные интересыавтора. Он не только знакомится с искусством Востока,но видит связь искусства с политикой, занимает яснуюпозицию в, казалось бы, чисто художе ственных спорах.Вместе с Араки-сан он критикует эпи­ гонов западнойживописи и понимает возможность вза­ имопроникновенияяпонской живописи и европейской классики.Но Канторович верит в рождение новой куль­туры, связанной снародными традициями. Символично завершаетсякнига. Здесь глубокое сочувствие талантли­ вому народу,который пока еще не может раскрыть пол­ ностью своивозможности. «Художник Ай-Гай, тот, что поселился в кварталахбедноты, напишет свои большие, замечательныекартины. Он не останется неизвестным и не умрет вбедности. А великий Араки-сан, подобно ста­ рому Бунцо,увидит, что так ему никогда не нарисовать».