Владимир Высоцкий - Песни и стихи. Том 1

лагерей, лагерей.

Но попал в этот пыльный расплывчатый город

без людей, без людей.

Бродят толпы людей, на людей непохожих,

равнодушных, слепых.

Я заглядывал в чёрные лица прохожих,

не своих, не чужих.

Так зачем проклинал свою горькую долю —

видно, зря, видно, зря.

Так зачем я так долго стремился на волю

в лагерях, в лагерях?

Бродят толпы людей, на людей непохожих,

равнодушных, слепых.

Я заглядывал в чёрные лица прохожих,

не своих, не чужих.

Правда ведь, обидно, если завязал,

А товарищ продал, падло, и за всё сказал.

За давнишнее, за драку всё сказал Сашок —

И двое в синем, двое в штатском, чёрный воронок.

А до свиданья, Таня, а может быть, прощай.

До свиданья, Таня, если можешь, не серчай.

Но всё-таки обидно, чтоб за просто так

Выкинуть из жизни цельный четвертак.

На суде судья сказал: «Двадцать пять. До встречи.»

Раньше б глотку я порвал за такие речи.

А теперь терплю обиду, не показываю виду…

Если встречу я Сашка — ох, как изувечу.

До свиданья, Таня, а может быть, прощай.

До свиданья, Таня, если можешь, не серчай.

Но все-таки обидно, чтоб за просто так

Выкинуть из жизни целый четвертак.

За меня невеста отрыдает честно,

За меня ребята отдадут долги,

За меня другие отпоют все песни,

И, быть может, выпьют за меня враги.

Не дают мне больше интересных книжек,

И моя гитара без струны.

И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже,

И нельзя мне солнца, и нельзя луны.

Мне нельзя на волю — не имею права —

Можно лишь от двери до стены.

Мне нельзя налево, мне нельзя направо,

Можно только кусок неба, можно только сны.

Сны про то, как выйду, как замок мой снимут,

Как мою одежду снова отдадут,

Как меня там встретят, кто меня обнимет,

И какие песни мне споют.

У меня гитара есть, расступитесь, стены,

Век свободы не видать из-за злой фортуны.

Перережьте горло мне, перережьте вены,

Но только не порвите серебряные струны.

Я зароюсь в землю, сгину в одночасье.

Эх, кто бы заступился за мой возраст юный!

Влезли ко мне в душу, рвут её на части,

Эх, только б не порвали серебряные струны.

Но гитару унесли, с нею и свободу.

Упирался я, кричал: «Сволочи! Паскуды!

Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду,

Только не порвите серебряные струны».

Что же это, братцы, не видать мне, что ли

Ни денёчков светлых, ни ночей безлунных?

Загубили душу мне, отобрали волю,

А теперь порвали серебряные струны.

Город уши заткнул и уснуть захотел,

И все граждане спрятались в норы.

А у меня в этот час ещё тысяча дел,—

Задёрни шторы и проверь запоры.

И пускай сторожит тебя ночью лифтёр,

И ты свет не гасил по привычке,

Я давно уже гвоздик к замочку притёр,

Попил водички и забрал вещички.

Ты увидел, услышал, как листья, дрожат

Твои тощие, хилые мощи…

Дело сделал своё я — и тут же назад,

А вещи тёще в Марьиной Роще.

А потом до утра можно пить и гулять,

Чтоб звенели и пели гитары.

И спокойно уснуть, чтобы не увидать

Во сне кошмары, мусоров и нары.

Когда город уснул, когда город затих,

Для меня лишь начало работы.

Спите, граждане, в тёплых квартирках своих,

Спокойной ночи, до будущей субботы.

Только зря — не спасёт вас всех крепкий замок.

Вы уснёте спокойно в своём доме,

Потому что я вышел сегодня на скок,

А Колька Тёмин на углу на стрёме.

То была не интрижка,

Ты была на ладошке,

Как прекрасная книжка

В грубой суперобложке.

Я влюблён был, как мальчик,

С тихим трепетом тайным

Я листал наш романчик

С неприличным названьем.

Были слёзы, угрозы

Всё одни и всё те же,

В основном была проза,

А стихи были реже.

Твои бурные ласки

И все прочие средства —

Это страшно, как в сказке

Очень раннего детства.

Я надеялся втайне,

Что тебя не листали.

Но тебя, как в читальне,

Слишком многие брали.

Не дождаться мне мига,

Когда я с опозданьем

Сдам с рук на руки книгу

С неприличным названьем.

Что же ты, зараза, бровь себе подбрила,

Ну для чего надела, падла, синий свой берет?

И куда ты, стерьва, лыжи навострила?

От меня не скроешь ты в наш клуб второй билет.