Александр Королев - Илья Муромец

Читатель открывает последнюю главу книги. Мы разобрали основные былинные сюжеты о похождениях нашего богатыря, проследили, как эти сюжеты складывались и развивались, проанализировали наиболее интересные версии исследователей, пытавшихся установить, кто же был реальным прообразом центрального героя русского былинного эпоса. В финале биографии герой должен умереть. Таковы законы жанра. В случае с Ильей Муромцем это невыполнимо. Как известно, ему не суждено погибнуть, а история кончины Ильи, попадающаяся в старинах, представляется извращением характера былинного персонажа. Старый казак должен вечно стоять на защите родной земли. Однако мы начали историю Ильи Муромца с рассказа о том, как была обнаружена живая былинная традиция. Именно процесс исполнения былин сказителями представляется главным условием развития образа эпического героя. А в этом и заключается его жизнь. Исчезновение живого сказывания старин означает их сохранение исключительно в записи, превращение в литературный памятник, в монумент прошлому, окаменение богатырей. Поэтому в последней главе речь все-таки должна пойти о смерти. О смерти «живой старины»…

Великая Смута, вновь посетив Россию спустя 300 лет, как и в первый свой приход, столкнула в страшной гражданской войне разошедшихся по враждебным станам русских людей. Перестав чувствовать себя единым народом, в речах нередко оперируя ценностями вселенского масштаба (одни — задачами спасения всего человечества от хаоса и большевизма, другие — мечтами о достижении всем человечеством коммунистического счастья), сцепившись в смертельной схватке, уничтожившей старую Россию, эти люди не перестали быть русскими. Ведь и попытка воплощения на практике мечты о планетарном переустройстве жизни на справедливых началах — истинно русский размах. И красные, и белые, и те, кто метался между ними, пытаясь облачиться в какие-то другие цвета, в предреволюционные годы, будучи детьми, если и не слышали былин в живом исполнении и не увлекались чтением серьезных фольклористических трудов, то знали о похождениях богатырей по сказкам и многочисленным популярным переложениям в лубочных и всевозможных «народных» изданиях. Мощь русских богатырей, прежде всего Ильи Муромца (воплощения спокойной и справедливой русской силы, мудрости и бескорыстия), служила великолепным идеологическим символом, который были одинаково не прочь эксплуатировать непримиримые идеологические (и, разумеется, классовые) враги.

Уже в марте 1919 года народный комиссар просвещения Анатолий Васильевич Луначарский опубликовал любопытную статью «Илья Муромец — революционер». В ней нарком-интеллектуал отзывается о былинах как об «огромном общественно-психологическом материале, позволяющем заглянуть в тайники крестьянского сердца». Конечно, ему было известно мнение, «что происхождение наших былин аристократическое, что на них отразилось влияние занесенных к нам варягами отзвуков поэзии скальдов и что они только постепенно просочились в истинное крестьянство, где сохранились до настоящего времени». Но ведь сохранились былины «очень широко» и в Архангельской, и в Олонецкой губерниях, и в Сибири, и на Дону, и на Урале в таком множестве вариантов, которые настолько «серьезно расходятся между собой», что ясно — «если бы даже происхождение былин и было первоначально аристократическим, то, дойдя до нас сквозь тысячелетнее сито употребления этих былин исключительно крестьянами, они не могли, конечно, не получить серьезнейшего участия именно крестьянского поэтического творчества». И не случайно старшим и самым могучим богатырем, атаманом является крестьянский сын Илья Муромец. По мнению Луначарского, прежняя средняя школа создавала в уме ученика неверное понимание характера «нашего древнего национального героя». Получалось, что Илья служит верой-правдой князю Владимиру, пирует у него за столом, исполняет его приказания, а если и бывают между ними недоразумения, так что князь даже проявляет несправедливость и сажает Илью в тюрьму, то ведь беда неминучая все-таки проходит, и Илья, выбравшись из погребов глубоких, готов вновь, «с преданностью, почти рабской, служить тому же, только что несправедливо покаравшему его князю». Такой, верноподданный образ богатыря — почти Ивана Сусанина (а что может быть хуже с точки зрения революционера!), обреченного стать святым и служить своими мощами интересам религии, находясь «среди других более или менее поддельных мумий» Киево-Печерской лавры, — не нравится Луначарскому. Но ведь есть же и другие мотивы в былинах об Илье!