Геннадий Бочаров - Жизнь и миг

…Потом мы встречали в Сухуми мать Нади… Потом были у гроба Нади. Надя лежала в форме стюардессы, с комсомольским значком. Было много цветов, мать держала в руке астру, раскачивала астрой, смотрела в лицо Нади и повторяла одну и ту же фразу: «Ты у меня теперь не смеешься, ты у меня серьезная».

Мы стоим рядом с теми, кто ее знал, и смотрим, как несут наскоро сбитый гроб.

…Кто-то молчал. Кто-то плакал. Стояли, верили, не верили: вдруг это сон? И блеклые прожекторы, и гроб, и ранняя осень, холод? Те, кто знал ее особенно хорошо, были ее друзьями, не верили в смерть — это так понятно: вчера разговаривали, вчера человек смеялся, вчера пел песню, включал приемник, а сегодня его нет — не верится. Неверие — как отчаянный протест против нелепости смерти. Но сейчас это реальность — Нади нет.

…Мы летели в Сухуми из разных мест. Из Тбилиси. Из Москвы. Но мы знали, было еще много других дорог, и все они сходились в этой одной точке, на поле Сухумского аэровокзала. У этого скорбного перекрестка встретились люди: седой пилот из Москвы, не раз глядевший смерти в лицо в годы войны, и мальчишка из сванского села, впервые в жизни увидевший море, шофер такси и супружеская чета, крестьянки из Лыхны и ректор института… Люди, о которых не скажешь: «Ее родные и близкие». Но сегодня каждый почувствовал свою неотделимость от судьбы ушедшего из жизни человека. Такие минуты останутся в каждом надолго.

Нам очень трудно говорить с людьми, которые знали Надю: ведь все только что произошло. Они рядом с нею жили, вместе работали, вместе надеялись на большое человеческое счастье. Вот ее фотография. Что мы можем сказать о Наде? Надя была красивой и милой, но друзья любили ее, конечно, не только поэтому. И сейчас мы будем приводить их слова о ней. Вы увидите, как она жила, сколько людей, ее ровесников и людей старших по возрасту, уважали ее, гордились дружбой с ней.

Ее комната. Ее вещи. Ее письма… Ее самая близкая подруга — бортпроводница Дуся Минина. Самолеты уходили в небо над их домом.

— …Лучшей подруги я желать не могла, — сказала Дуся и потом долго молчала. — Как мы в последний раз виделись… Мне дали отпуск на три дня. Я улетала к родственникам в Кисловодск. Летела с Надей вместе: она дежурила на борту. В Минеральных Водах расстались. Ну, не знаю, как объяснить, но мы расплакались почему-то, прощаясь. И какая-то женщина подошла к нам и говорит: «Вы чего это плачете?» Надя заулыбалась и сказала: «Просто так плачем. Хорошо нам, вот и плачем…» Попрощались, двигатели гудят, она побежала к самолету. Так последний раз я ее бегущей и видела…

Дуся продолжала:

— У нас не купишь в Сухуми хороших духов. Так я пошла в Минеральных Водах по магазинам. Нашла «Красную Москву» и пластинок несколько хороших. Как она любила музыку! Приготовила подарки ко дню ее рождения. Ей скоро исполнится двадцать. — Дуся подняла глаза, опухшие от слез. Поправилась: — Исполнилось бы двадцать лет.

В комнате на столе среди фотографий и писем стучит будильник. На Надиной кровати сидят ее подруги: Валя Нелюбова, Люда Помазанова, Люда Лолуа…

Дуся продолжает:

— Пришли к рейсу из Сухуми. Смотрим — экипаж идет, пилот говорит: «Надю убили, самолет в Турции…» Я не помню, как мы летели в Сухуми. Ни пассажиров не помню, ни себя. Прилетели, вчера это было, приземлились, — все правда.

…Вот письмо сегодня от ее сестры пришло. Пишет, что мама варенье сварила и вышлет…

Уже сегодня в далекой Удмуртии узнала мать, что с дочерью беда. Дуся говорила с матерью Нади два часа назад по телефону.

— Но она жива? — доносится далекий голос матери.

Дуся молчала и тихо плакала. А трубка спрашивала: «Но она жива?» И кто-то вместо Дуси ее голосом сказал: «Да…»

— Завтра должен Володя из Ленинграда прилететь, — говорит Дуся. — Скоро бы свадьба у них состоялась, со школы дружны были, любили друг друга…

«И хотя я очень страдаю без тебя, очень скучаю по тебе, но ведь это по-своему тоже счастье… Счастье, когда есть на свете человек, ради которого готов на все, который встает перед глазами, как только глаза закрываешь…» — предпоследнее письмо Володи.

«Надюша, ты стала мне дороже всех на свете. Одна только мысль потерять тебя…» — последнее письмо Володи три дня назад.

«Надя погибла исполнении служебных обязанностей», — телеграмма Володе от Дуси вчера ушла в Ленинград.

Дуся поводит плечами. В комнате сыро, прохладно: «Завтра Володя, наверное, прилетит…»