Геннадий Бочаров - Жизнь и миг

«…Об этом трудно говорить. Мы, как и все советские люди, тяжело переживаем это событие, героическую смерть комсомолки.

…Произошла драма, в которой были совершены подвиг и преступление. Каждое ведомство, каждая сторона, к этому делу причастная, по-своему оценивает инцидент. И только пресса находится в положении, при котором нужно давать наивысшую, не связанную с функциональными соображениями оценку событию.

…Мы стали истинными истолкователями происшедшего. И прежде всего истолкователями гибели Нади Курченко. Мы рассказали о ее последних минутах, но не только об этом. Мы пошли дальше самого инцидента, посмотрели, что успела эта девушка сделать за свои девятнадцать лет, как она жила, о чем мечтала, что любила, и мы увидели, что это настоящая фигура современного молодого героя, воспитанием которого мы занимаемся. Ее жизнь и смерть стали ответом в дискуссии «Есть ли в жизни место для подвига». Простая девятнадцатилетняя девушка, работавшая на второстепенном рейсе, который и длится-то всего двадцать пять минут, оказалась перед ситуацией, где ей не надо было решать за секунды, как себя вести. Она, не задумываясь и не колеблясь, поступила так, как должен поступить настоящий человек. В этом огромная значимость происшедшего…»

«Я читала о Наде в «Комсомолке», и мне казалось: разучусь улыбаться — так горько было. Надю я раньше не знала, но все равно она стала мне лучшим другом. Я представляла ее себе в школе, в семье, на работе.

Проходят дни. Я храню газету с фотографией Нади. Снова и снова вглядываюсь в ее лицо. Пытаюсь сдержать слезы.

Ей было всего 19, почти столько же и мне…

В дни, когда газеты писали о бандитском нападении на «АН-24», о подвиге и гибели Нади, в нашем большом городе у газетных киосков выстраивались длинные очереди. Читали прямо на ходу или присев тут же на скамейку.

Раньше я была трусливой, боялась даже летать, уж лучше поездом. Но теперь в сердце нет больше трусости. Хочу тоже стать стюардессой.

Я мечтаю обязательно побывать в Сухуми, принести цветы в парк, где похоронена Надя, побродить по летному полю, откуда уходил в рейс ее самолет, посмотреть в глаза ее друзей и сказать им, что я готова прожить жизнь так же, как Надя. Всей жизнью своей готова отомстить за кровь наших летчиков, за простреленное сердце Нади Курченко, за ее счастье, которое не сбылось, за безмерное горе ее матери…

В письме моем осталось столько невысказанного, но главное — я буду сверять теперь свою жизнь, свои поступки с Надиными».

Марина Сальникова

г. Свердловск

«На комсомольском собрании ткачей Первой фабрики города Чайковского решили посадить аллею имени Нади Курченко. На следующий день уже белели в парке березы. Березы — словно символ Родины, которую любила Надя».

Ф. Гавшин

Чайковский,

Пермская область

«Дорогая редакция! Недавно у нас вышел спор с друзьями о том, что такое подвиг. Большинство моих товарищей считает, что на подвиг способны только исключительные люди, готовые на самопожертвование, не боящиеся смерти.

А по-моему, Подвиг может совершить любой. В самых обычных условиях. Только он должен быть просто хорошим человеком. Трус и эгоист подвига не совершит, потому что подвиг — это не для себя, а всегда для других.

У нас есть соседка по лестничной площадке. Зовут ее Ирина Бенько. После войны она училась в школе, жила в Западной Украине. Тогда в тех краях еще бесчинствовали скрывавшиеся в лесах бандеровцы. Ее одноклассницу-комсомолку убили прямо на ступеньках школы. Соседку нашу отговаривали, запугивали: «Выйди из комсомола. Убьют!» — но она не отступилась. При этом никогда не считала и не считает, что ее комсомольская работа в тех условиях была подвигом. Работала себе — и все: «А бандиты, что ж, — я не одна ведь была», — так она говорит.

И такой она обыкновенный и простой человек, что иногда кажется, что товарищи мои были правы: разве это подвиг — без выстрелов, без острых ситуаций. А все-таки, мне кажется, дело не в этом. Главное, я думаю, в том, чтобы все свои силы, мужество, умение, убежденность отдавать людям. В любых условиях, в любое время. И пусть о героях не всегда пишут, пусть они сами считают себя обычными людьми, пусть не всегда романтичны условия их подвига, но каждый из них за всех, а все за одного. В любое время и в любых условиях».