Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

По-утру пошелъ я къ Дурову: онъ принялъ меня также, какъ прежде, ни тепло ни холодно; все скромничалъ и ни о чемъ не сказывалъ, а я не спрашивалъ, да и спрашивать было неприлично. Только то было примѣтно, что онъ съ докладами у самой императрицы не былъ и не имѣлъ счастья быть ей представленнымъ; а всѣ свои представленія пустилъ чрезъ г. Трощинскаго, своего благодѣтеля, который, можетъ быть, и обѣщалъ ему и безъ него все желаемое и сдѣлать. Поговоривши нѣсколько съ нимъ и примѣтивъ, что ему надобно было писать, далъ я ему свободу и ушелъ къ себѣ въ домъ.

Въ послѣдующій за симъ день провелъ я опять все утро у своего начальника, показывалъ ему свою рекрутскую работу, и хотя вынуждалъ признаться, что она очень хороша, но благодарности за нее я никакой не получилъ от сего нечувствительнаго человѣка. Сіе меня нѣсколько поогорчило. Впрочемъ, о себѣ и въ сей день я ничего еще не узналъ, и узнать не могъ, а только могъ кое-что примѣтить перемѣнное въ распоряженіяхъ съ деньгами и въ прочемъ. Казалось, что ему, конечно, въ Петербургѣ говорено было, чтобъ онъ не слишкомъ умничалъ и не затѣвалъ новости, а держался бы болѣе старинѣ. Но какъ бы то ни было, но скромность его была непомѣрная, и ничего точнаго узнать было не можно, почему и я о судьбѣ своей ничего еще не зналъ и не вѣдалъ и былъ въ совершенной неизвѣстности.

Въ томъ же прошелъ у насъ и послѣдующій день, въ который ѣздилъ я къ нему съ зятемъ своимъ Воронцовымъ и имѣлъ удовольствіе сдѣлать сему маленькую услугу, выпросивъ у Дурова ему желаемое имъ число земли въ наемъ, безъ переторжки; а въ послѣдующій за симъ день и начали уже съѣзжаться дворяне, для торга землянаго. И какъ наѣхало ихъ довольно, то день сей былъ для насъ суетливой, и надобно было и къ торговлѣ сей все нужное готовить и заниматься пріѣзжими господами, изъ коихъ многіе изъ знакомыхъ квартировали у меня въ домѣ. Наконецъ, въ день, назначенной для сей торговли, оная у насъ и происходила. Съѣхалось для ней великое множество народа, а не мало было и дворянства. Все утро занимались мы отдачею земли въ оброкъ, и всѣ обѣдали у господина Дурова, и пробыли до вечера, а въ вечеру ходили опять въ свою отдаточную камору, и отдавали долго, но всего кончить не могли. Дуровъ велѣлъ мнѣ зайтить къ нему и тутъ мы просидѣли съ нимъ весь вечеръ и ранжировали земли. Онъ былъ въ сей день отмѣнно ко мнѣ благосклоненъ, и, раздавая особенныя земли не только удовлетворилъ мою просьбу вразсужденіе зятя моего, но на самаго меня почти навалилъ 100 десятинъ по самой низкой цѣнѣ и унялъ меня у себя ужинать. Словомъ, онъ былъ ко мнѣ отмѣнно добръ, и я былъ имъ доволенъ.

Торговля сія продолжалась и на другой день, но только до обѣда, и почти вся кончилась. Послѣ обѣда приходилъ ко мнѣ братъ г. Дурова, Алексѣй Степановичъ Козинъ, съ старшимъ сыномъ Дурова. Первый изъ нихъ лѣчился на машинѣ, и оба просидѣли долго, и я ихъ заговорилъ обо всемъ и обо всемъ.

Едва они от меня ушли, какъ получилъ я письмо от оставшагося въ Тулѣ сына моего, приведшее меня въ смущеніе превеликое. Онъ писалъ ко мнѣ, чтобъ я пріѣхалъ въ Тулу, хотя на короткое время, поелику намѣстникъ проговаривалъ, что онъ ѣдетъ въ Петербургъ и чтобъ я воспользовался его ѣздою туда вразсужденіе моей просьбы объ отставкѣ и пенсіонѣ. Я не зналъ, что мнѣ дѣлать, ибо надлежало рѣшиться подавать о томъ просьбу, или нѣтъ. Весь послѣдующій за симъ день я о томъ и о непостижимой сокровенности своего начальника думалъ и размышлялъ и рѣшился наконецъ, для разрѣшенія своего сомнительства, спросить Дурова прямо о томъ, какъ онъ представилъ о моемъ мѣстѣ, и потомъ проситься въ Тулу, дабы тѣмъ разорвать все сомнѣніе и узнать оставаться ли мнѣ тутъ, или перебираться въ деревню.

Итакъ, улучивъ такое время, когда онъ былъ одинъ, пошелъ я къ нему и, заведя рѣчь о тульской ѣздѣ, выпросился я у него туда, приводя въ предлогъ дѣло сыновнее, и открывшись ему дѣйствительно въ томъ, что у меня говорено было объ немъ съ намѣстникомъ. Получивъ къ ѣздѣ дозволеніе его, отважился я наконецъ спросить его о себѣ и, смѣючись говорилъ ему, что онъ намъ ничего не сказываетъ, въ какой силѣ представилъ объ насъ съ бобриковскимъ управителемъ и о моемъ мѣстѣ. Съ трепетомъ и смущеніемъ духа ожидалъ я, что онъ скажетъ. Но какъ удивился, когда онъ сказалъ мнѣ въ отвѣтъ, что это окажется тогда, и притомъ спросилъ, на что бы намъ это знать хотѣлось? «Какъ на что, сказалъ я; для того, чтобъ я могъ самъ о себѣ расположить, можно-ль мнѣ будетъ здѣсь остаться или нѣтѣ». Онъ опять повторилъ, что все означится послѣ и, давая тонъ, что я буду доволенъ. «Мнѣ же ничего худого объ васъ написать и представить было не можно, равно какъ и о Семенѣ Алексѣевичѣ Верещагинѣ». Словомъ, хотя и не сказалъ, но я могъ догадаться, что онъ написалъ въ представленіи своемъ что-нибудь хорошее. Итакъ, сталъ я опять въ пень и остался въ прежней нерѣшимости, однако, сколько-нибудь поспокойнѣе въ мысляхъ. Самъ начальникъ мой сдѣлался съ сей минуты нѣсколько повѣреннѣе со мною. Мы говорили о Бобринскомъ, и онъ сказывалъ мнѣ, что онъ хочетъ жениться, и такъ далѣе. Потомъ согласились всѣ ѣхать кататься, и поѣхали на Лебедянскую дорогу, вмѣстѣ съ г. Козинымъ, его братомъ, и все было хорошо. При возвращеніи, зазвалъ я ихъ къ себѣ на перепутьи и постарался угостить ихъ всячески. Чѣмъ день сей былъ и конченъ, такъ что я почти сожалѣлъ, что просился въ Тулу; однако, ѣзды сей не отложилъ, и рѣшился ѣхать туда на другой день послѣ обѣда.