Анатолий Гордиенко - Давно и недавно

Клавдии Ивановне Климуковой, по мужу Сорокиной, повезло: и медаль своевременно получила, и памятные часы вручили, и дома сын, дочь, внуки праздник устроили такой, какого ещё не было. А главное, пожалуй, — бесплатно сделали капитальный ремонт старенького телевизора! И как раз к тому дню, когда показывали о ней, ефрейторе Клаве, передачу, которую я подготовил. Заместитель начальника фирмы «Гарант» Ирина Назарчук и мастер Анатолий Немнонов выполнили с охотой эту сложную работу. И в завершение всего милая соседка Валерия Александровна Максимова сочинила большую поэму о фронтовой жизни «нашей маленькой Клавы».

— Росточком я и впрямь не вышла, зато быстрая была на ногу, — рассказывала мне Клавдия Ивановна, отвлекая меня от тетрадки с поэмой. — Детей любила сызмальства, потому и поехала из своего Шелтозера в дошкольное педучилище в Петрозаводск. Мечталось встать с детками в кружок, сказки им рассказывать, песни разучивать. Да не сбылось, не судьба. 25 июня 1941 года по приказу Андропова я как активная комсомолка была направлена на курсы шофёров при автобатальоне. Помню, какой тяжёлой показалась мне винтовка, когда на пост меня поставили, помню, как впервой тронула свою полуторку с места, как покатила по улице Ленина. А полуторка-то не простая, на газогенераторе работала, берёзовыми чурками топилась. А уж первое боевое задание навеки со мной — приказали мне снаряды для пушек везти в Матросы. Тогда там первый раз под бомбы попала. Знаете, как воет бомба? А контузия, ведаете, что такое? Земля тебя не держит, падаешь, поднимаешься и снова кулём валишься.

Видела я, как к бою наши ребята готовились на Кукковке. Патроны им возила.

Потом отступали мы до Медгоры, а оттуда отправили нас аж в Сибирь, хлеб растить. Двадцать пять петрозаводских девушек — Валя Варфоломеева, две сестры Шушпановы…

Поехали в осенние холода, по Обозерской железной дороге, а мы — в одних платьицах, кое-кто без обувки совсем. Голодали в дороге крепко. Ну да ладно. Отогрелись мы в Омской области, огляделись. Дали нам фуфайки, штаны ватные. Зерно сортировали, готовились к севу. Весной мы уже пахали на полях, план давали. Вдруг из райкома комсомола гонец — кто хочет Родину защищать? Кто хочет откликнуться на призыв Центрального Комитета комсомола? Ну, все петрозаводские и записались тут добровольцами. Сказали нам, что мужчин должны мы заменить на фронте.

Поехали на запад. Ехали долго-долго. А везли-то нас, грешных, в город Сталинград. Бомбили на дороге нас крепко. В Балашове — комиссия. Кого куда. Мне говорят — ты маленькая, пойдёшь в прожекторный полк, самолёты сбивать будешь. Я думала — шоферить стану, а тут другая карта выпала. Ну да ладно, едем. До Сталинграда уже рукой подать. На станции Белушкино остановка. Видим, «рама» пролетела — разведка немецкая. Наш командир, лейтенант Сахаров, паренёк бывалый, стал нас выбрасывать из теплушки. Только мы успели отбежать, а они чёрной тучей налетели, солнце милое закрыли. На наших глазах вагоны подбрасывало, как спичечные коробки. Огнём их охватило, снаряды в вагонах рвутся. Страшно-то как… Ничего от нашего эшелона не осталось.

Двинулись мы пешим ходом, раненых своих ведём да несём. Остановил Сахаров машину порожнюю, приказал шофёру взять девушек наших раненых. Валю Варфоломееву я сама бережно усадила, краюшку хлебца дала. Та шепчет мне: «Клавушка, подружка милая, ты ведь тоже осколком задета». Я стала ногой на колесо, постояла секундочку и назад — нет, негоже мне чужое место занимать, командира бросать, я ведь идти-то могу пока.

Сахаров подбежал ко мне.

— Мигом в кузов. Приказываю! У тебя кровь сквозь повязку проступила.

— Ничего. Я обучена бабушкой кровь заговаривать.

— В кузов мигом! Давай подсоблю!

— Тем должно ехать, кто ходить не в силах. Ноги мои целы, могу топать. А рана на голове заживёт.

— Ну, пеняй на себя, коза деревенская. Они-то быстро докатят на полуторке. А вот мы…

И вздохнул тяжко-тяжко. Пошёл, на нас не глянув. Потопали и мы за ним. Сначала как бы строем, а потом уж кто как.

Обгоняют нас девушки на машине, пилотками машут. Поехали и попали они прямо в лапы к немцам. Двадцать две красавицы! Милые, нецелованные. Половина — подружки мои, землячки петрозаводские. Всех убили, всех замучили. Одна только девушка чудом выбралась, вся в ранах. Она-то и написала нам горькое-прегорькое письмецо. Поведала, как немчура подлая над ними измывалась, какую смерть страшную приняли наши боевые подружки.