Денис Ахапкин - Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

Надо сказать, что в упомянутом автопереводе «Декабря во Флоренции» Бродский некоторым образом облегчает задачу читателя по опознанию отсылки, меняя строчки ахматовского стихотворения в эпиграфе. Там он выбирает первые две (разумеется, в переводе на английский): «Он и после смерти не вернулся / в милую Флоренцию свою» . Хотя адресат и здесь скрывается за личным местоимением, задано хотя бы место действия.

Однако вернемся к русскому тексту и его эпиграфу. «Можно предположить, — пишет Михаил Крепс, — что тема Данте-изгнанника привлекла Ахматову в силу раздумий о судьбе поэтов на родине и поэтов в эмиграции, многие из которых были ее друзьями. Строчка „этому я песнь пою“ звучит как поэтическая шифровка и, возможно, сквозь призму образа Данте подразумевает неизвестного нам адресата. Ясно одно: Ахматова на стороне поэта в вопросе о том, что лучше — свобода на чужбине или унижение на родине» [354] Крепс М. Б. О поэзии Иосифа Бродского. C. 183. .

Одним из этих «неизвестных адресатов» можно считать Мандельштама, но для Бродского важно не только местоимение «этот», но и то, что он «не обернулся». На это обращает внимание и Майя Кёнёнен: «…строка, выбранная Бродским в качестве эпиграфа <���…>, еще раз подчеркивает мотив взгляда, в данном случае взгляда назад в прошлое» [355] Könönen M. «Four ways of writing the city»: St. Petersburg-Leningrad as a metaphor in the poetry of Joseph Brodsky. Helsinki: Dept. of Slavonic and Baltic Languages and Literatures, 2003. C. 99. .

Взгляд назад — устойчивый мотив поэзии Бродского, начиная с его ранних стихов. Так, например, в стихотворении «Прошел сквозь монастырский сад…» прогулка рыжеволосого лирического героя («гостя» — еще одно слово из ахматовского словаря), по пустырю за Смольным собором спускающегося к Неве, вводит мотив невозможности возвращения, который до конца непонятен, но очевидным образом связан с осознанием культурного разрыва, изолированности от традиции и одновременно важности взгляда назад и опасностей, связанных с ним.

Строка эпиграфа связывает Ахматову и Данте не только тематически, но и формально. Она демонстрирует характерный для Ахматовой тип употребления указательного местоимения; причем в ее поэтике, как отмечалось, этот тип связан с влиянием Данте. «Одно из далеко идущих сходств [поэзии Ахматовой и Данте] — семантическая и интонационная выделенность местоимений (обычно — указательных, реже — притяжательных)» [356] Мейлах М. Б., Топоров В. Н. Ахматова и Данте. C. 270. . Эпиграф отражает существенное сходство поэзии Бродского и Ахматовой, связанное с указательными местоимениями, о котором будет сказано в следующей главе.

В своих стихотворениях и Бродский, и Ахматова не называют Данте прямо — Ахматова выносит его имя в заголовок и использует в самом тексте лишь местоимение, как она часто делает (ср., например, стихотворение «Летний сад»), Бродский же не упоминает Данте вовсе, создавая пространство для интерпретации, в котором написанное может относиться не только к автору «Божественной комедии», но и к любому поэту в ситуации изгнания, включая самого Бродского.

«Ты» во второй строчке может быть обращено к Данте, косвенно упомянутому в эпиграфе, к читателю, к другим поэтам, побывавшим во Флоренции (прежде всего, Мандельштаму и Ахматовой), а также и к самому автору — случай автокоммуникативного второго лица. Отсутствие определенности как бы подсвечивает глагол, стоящий рядом с местоимением: «не вернешься » . Первая строфа в этом смысле перекликается с последней, но выводит сказанное на новый уровень обобщения: в первой — «Это — красивый город » , в который «ты не вернешься » , в последней — «Есть города, в которые нет возврата » .

«Декабрь во Флоренции» начинается самым логичным образом — таким же, каким обычно входят в дом — с дверей. Двери уподоблены рту, они вдыхают и выдыхают:

Первая строфа задает место действия, но в отличие от названия указывает на него неявно. Прежде всего — через указательные местоимения и название реки, на которой стоит Флоренция, но также и вводя в стихотворение уже обозначенный эпиграфом образ великого изгнанника. Дантовские аллюзии в первой строфе («лес», «звери», «известный возраст») неоднократно отмечались и очевидны, практически все они приходят из начальных терцин «Божественной комедии», также многократно отмечалось, что образ дверей может соотноситься с вратами дантовского Ада и известной надписью на них.