Денис Ахапкин - Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

В двух книгах Бродского, предшествующих «Части речи», в которую включен «Декабрь во Флоренции», эпиграфы встречаются крайне редко — лишь четыре раза. Они предпосланы стихотворениям «Послание к стихам» (из Кантемира), «Два часа в резервуаре» (из Пушкина), «Письмо генералу Z» («из песни об осаде Ла Рошели» — сочинен самим Бродским [350] Бродский И. А. Стихотворения и поэмы. Т. 1. C. 602. ) и «Натюрморт» (из Чезаре Павезе). В самой «Части речи» эпиграф, кроме «Декабря во Флоренции», присутствует только в двойном стихотворении «Песня невинности, она же — опыта» (из Уильяма Блейка).

Большинство из писавших о флорентийском стихотворении упоминают об эпиграфе вскользь, отмечая, что он вводит тему Данте и изгнания, иногда комментируя отношение Ахматовой к Данте, но почти никогда не задаваясь вопросом: а почему Бродский выбирает в качестве эпиграфа строчку из стихотворения Ахматовой, а не, скажем, строку из «Разговора о Данте» Мандельштама, с которым «Декабрь во Флоренции», безусловно, связан?

Более того, почему он выбирает именно эту строчку? Михаил Крепс, автор первой монографии о Бродском, замечает, что она «аллюзийно наиболее емкая — в ней содержится намек на эпизод из книги Бытия о жене Лота, которая оглянулась на башни родного Содома и превратилась в соляной столп» [351] Крепс М. Б. О поэзии Иосифа Бродского. C. 182–183. . То есть строка ассоциируется не только со стихотворением «Данте», но и с «Лотовой женой» — и с вариациями мотива взгляда назад в поэзии Ахматовой.

Для Бродского этот мотив также важен, в том числе по понятным биографическим причинам. «Декабрь во Флоренции» написан через несколько лет после отъезда из Ленинграда и во многом таким взглядом и является (или мог бы являться, о чем далее). Но что мешало поэту дать в эпиграфе более развернутый отрывок из «Данте» Ахматовой, чтобы сориентировать читателя и облегчить ему понимание текста?

Причина в том, что указательное местоимение «этот » в строке, оторванной от контекста, требует от читателя припоминания (или перечитывания) всего стихотворения Ахматовой, которое точно так же строится на неназывании имени Данте в тексте (хотя название четко дает понять, о ком идет речь). Кстати, сам принцип выбора такого синтаксического и смыслового обрывка можно назвать иконическим — точно так же, как многочисленные стиховые переносы в тексте, он подчеркивает идею оторванности от родной почвы, разлуки, изгнания. Но подчеркивает, не называя, — через умолчание.

Вообще такого рода умолчания характерны для Бродского — можно вспомнить, что после отъезда из родного города он ни разу не назвал его по имени в своих стихах, — хотя образ Ленинграда/Петербурга регулярно в них встречается, иногда сам по себе, иногда — просвечивая сквозь другие города, как это и происходит в «Декабре во Флоренции».

Неназванные места, неатрибутированные цитаты, намеки, рассчитывающие на знание читателем контекста и активное чтение, — это свойство, важное для поэзии вообще, становится принципиальным в художественной системе петербургского постсимволизма, прежде всего Мандельштама и Ахматовой. Кларенс Браун, замечательный американский филолог и переводчик Мандельштама, отмечает: «Современная поэзия требует многого от читателя, но мало кто из современных русских поэтов требует столько, сколько Мандельштам. „Чтобы читать меня, вы должны иметь мою культуру“. Он гордится, связывая себя с Данте и, как и Данте, требует, чтобы читатель владел „догадливостью“ — тем высшим качеством по-настоящему образованного человека, которое означает быстроту понимания, способность уловить намек» [352] Brown C. On Reading Mandelstam // Мандельштам О. Собрание сочинений в 3 т. / Под ред. Г. П. Струве и Б. А. Филиппова. Т. 1. Стихотворения. Вашингтон: Международное литературное содружество, 1967. C. XIV. .

Эти слова в полной мере применимы и к поэзии Бродского. В «Декабре во Флоренции» он сополагает Данте и Мандельштама, чтобы обратиться к теме поэта в изгнании, но делает это, обращаясь к стихотворению Ахматовой «Данте», в котором такое соположение прочитывается впервые, и используя характерную для Ахматовой игру с категориями определенности-неопределенности. Обычен для поэзии Ахматовой и сам принцип такого соположения. «…у Ахматовой вообще стихотворения часто создаются на скрещении двух импульсов-источников, на заведомом раздвоении адресата» [353] Тименчик Р. Д. Анна Ахматова. Тринадцать строчек: Из комментариев // De Visu, 1994. № 5/6. C. 66. .