Константино д'Орацио - Таинственный Караваджо. Тайны, спрятанные в картинах мастера

Кардинал Контарелли пожелал, чтобы св. Матфей был изображен в момент самой гибели, когда его предательски пронзили ножом во время мессы: в ту эпоху священник служил лицом к алтарю и спиной к верующим. Мы видим Матфея в церковном облачении; свеча, зажженная в алтаре, свидетельствует о том, что его застигли врасплох во время таинства крещения. На переднем плане новообращенные христиане, готовые окунуться в крещальный источник, в ужасе наблюдают происходящее. Облачение Матфея запачкано кровью, но раны мы не видим – святой лежит на спине. Полунагой юноша крепкого телосложения обнажает шпагу, другой рукой держит свою жертву за запястье, при этом непонятен жест Матфея – то ли он хочет защититься от удара, то ли, напротив, выражает готовность принять мученическую смерть, символически представленную в виде пальмовой ветви, которую ангел с небес протягивает апостолу.

Самый непонятный персонаж на картине – безусловно, молодой человек со шпагой, которого обычно отождествляют с палачом. Поза выдает в нем человека, который собирается нанести удар, однако ничто на картине не говорит нам о том, что именно он ранил апостола: на голове юноши отсутствует шлем, атрибут воинов с первой версии картины; его нагота вызывает вопрос – где же находился меч до совершенного убийства? И наконец, самое странное – предполагаемый убийца кажется не менее пораженным свершившимся, чем невинные свидетели сцены, он негодует в связи с убийством и одновременно сострадает святому вместе с новообращенными христианами. Если присмотреться, выражение лица юноши похоже на гримасу одного из участников сцены «Битвы при Ангиари» – этюда, созданного Леонардо да Винчи ( см . рис. ниже). Великий тосканец, безусловно, является для Караваджо примером для подражания, в гораздо большей степени, нежели Микеланджело. Только два персонажа «Мученичества» сохраняют невозмутимость – это два молодых солдата в левой части картины. Скорее всего, они и нанесли смертельную рану. Один из них серьезен и, кажется, удовлетворен содеянным: он только что убрал меч в ножны и готовится покинуть место убийства. А может быть, нагой юноша, стоящий посередине, выхватил меч – орудие преступления – у второго товарища, стоящего на заднем плане.

Зарисовка к картине «Битва при Ангиари». Леонардо да Винчи. Зал рисунков и эстампов, галерея Уффици. Флоренция

Таким образом, мы можем наблюдать, как при переходе от первой ко второй версии меняются позы персонажей и их роль в рамках изображаемой сцены. Сначала убийцам принадлежало центральное место, а тут мы видим их в буквальном смысле загнанными в угол – они убегают из храма, пытаясь пробиться через толпу людей. Позади них виднеется еще одна фигура, выступающая из темноты, этот человек разочарован и разгневан произошедшим – перед нами автопортрет Караваджо, художник пожелал изобразить самого себя в сцене мученичества Матфея. Это не свидетельство высокомерия и заносчивости автора, не просто его прихоть – данный прием придает живости, конкретности происходящему. Меризи как будто бы видел своими глазами то, что произошло со святым Матфеем, и готов поведать эту историю верующим. Библейский рассказ представлен как реальное событие, как истинный и вполне конкретный факт.

В перерыве между первой и второй версиями «Мученичества» Караваджо создает еще одно полотно – «Призвание Святого Матфея» ( см . рис. 14). Перед тем как приступить к работе, художник внимательно перечитывает указания кардинала Контарелли. «Св. Матфей находится в лавке, а точнее, в большой зале – он сидит за столом, как подобает сборщику податей, в руках у него учетная книга, куда он только что записал полученную сумму. И вдруг какая-та сила отрывает его от привычного дела – он слышит призыв Господа и уже готовится сбросить одежды мытаря и идти проповедовать. Мастерство художника именно в том, чтобы показать этот момент обращения к вере». Это описание – квинтэссенция картины, созданной Караваджо; особое внимание в ней должно было отводиться деталям. Караваджо, в присущей ему манере, позволяет себе определенные вольности, реализуя пожелания заказчика, и в результате получается весьма неоднозначная сцена.

На картине Караваджо призвание Матфея происходит не в лавке и не в салоне: это весьма неопределенное пространство, в которое врывается поток света – он как будто исходит из внешнего источника, проникает снаружи. На первый взгляд создается впечатление, что действие разворачивается в закрытом помещении, которое освещается справа и сверху, из-за пределов картинной рамы. Однако что-то не сходится, некоторые детали вызывают много вопросов. Караваджо помещает на заднем фоне окно, через которое, однако, не проникает свет – если бы персонажи находились внутри помещения, то стекло, выходящее на улицу, было бы менее темным. Таким образом, первое впечатление оказывается обманчивым: получается, что за спиной у персонажей не улица, а закрытая комната: Матфей принимает посетителей не внутри здания, а снаружи. Где же истина? Ученые до сих пор не пришли к единому мнению, дискуссии продолжаются десятилетиями.