Константино д'Орацио - Таинственный Караваджо. Тайны, спрятанные в картинах мастера

Как и в ранних произведениях, ангел предстает в более чем двусмысленном виде – он напоминает молодую привлекательную девушку с чувственным ртом, которая соблазняет неотесанного евангелиста томным и манящим жестом. Такого прелаты Конгрегации не могли стерпеть. Караваджо попытался ввести элемент провокации, однако ему еще не хватает славы и авторитета, чтобы подобное приняла Папская курия. Картину тут же убрали из капеллы, она поступила в коллекцию Джустиниани, затем попала в Берлин, где впоследствии была уничтожена во время Второй мировой войны.

Получив первый в своей жизни «отказ», художник не пал духом и тут же приступил к созданию новой версии того же сюжета ( см . рис. 16). Он просто не мог допустить, чтобы эту работу отдали кому-то другому. На этот раз Меризи принимает все необходимые меры, ища вдохновения у классиков. В новом варианте Матфей имеет обличье философа: его седая борода и двойная красная мантия напоминают изображения Сократа – в те годы чтение греческих философов как раз вновь входит в моду. Ангел парит над евангелистом, облаченный в белую тунику, сквозь которую пробивается поток света, попадающего в капеллу из окна, расположенного сверху. Ангел подсказывает Матфею генеалогию рода Давидова, с которой как раз и начинается его книга. Апостол внимательно слушает ангела и делает заметки белым тонким пером, на картине оно очерчено изящным тонким мазком. Это изысканная деталь, достойная настоящего учителя.

Столь удачное художественное решение заставило замолчать хор критиков, которые подвергли гонениям первую версию картины. Караваджо несколькими удачными штрихами перемещает чудо вдохновения в чисто интеллектуальную сферу. Но на этом художник не останавливается: он добавляет в создаваемую сцену одну деталь, способную проникнуть в сердца верующих, даже самых невежественных, и заставить их почувствовать себя непосредственными участниками процесса божественного вдохновения. Он использует удачный и более чем реалистичный прием: Матфей опирается коленом на табуретку, которая наклонилась и вот-вот упадет прямо на зрителя. Художник не в первый раз задействует этот элемент, однако ранее он никогда не играл с эффектом потерянного равновесия. Так, простая деталь позволяет чудесному событию выйти за пределы картины и ворваться в реальное пространство капеллы.

Это художественное решение вызывает всеобщий восторг и привлекает к Караваджо внимание всех самых влиятельных заказчиков Рима. Отныне ему не придется более скитаться в поисках работы, и каждое новое полотно будет очередным доказательством неординарности его личности и силы его таланта. Меризи сумел преодолеть страх новичка и теперь может смело нарушать правила, предписанные художникам Контрреформы.

У Караваджо сложились весьма непростые отношения с Церковью. В произведениях на религиозные темы он демонстрирует безукоризненное знание Библии, однако в то же время его персонажи постоянно опрокидывают церковные каноны. Будучи от природы противником любого рода социального и идеологического давления, Меризи реагирует весьма своеобразно на решения Тридентского собора, который стремился превратить художников в рыцарей Контрреформации. Он уважает основные принципы, утвержденные Собором, однако вовсе не собирается полностью следовать моделям и правилам, зафиксированным в «Инструкции по организации церковного пространства» Карло Борромео. В данном трактате подробно описано, как и где должна строиться церковь, включая форму, размеры и расположение дверей и окон, величину и число ступенек – одним словом, все то, что должно позволить душе максимально приблизиться к Богу. Отдельная глава посвящена священным образам, основная задача которых – отвлечь верующих от соблазнов, порожденных протестантизмом. Искусство должно проникать в самое сердце и подчинять себе невежественные умы, ничего нельзя оставлять на волю случая, особенно теперь, когда многие художники позволяют себе опасные вольности. Мысль Борромео более чем ясна.

«При создании святых образов, будь то картины или скульптурные композиции, нужно строго остерегаться всего ложного, неопределенного и апокрифического, суеверного и необычного, и уж тем более следует избегать присутствия светских, аморальных, скверных, бесчестных, плотских элементов; необходимо избавиться от излишнего стремления к экстравагантности, которая лишь оскорбляет чувства и взоры верующих, отвращает их от богоугодных мыслей. И главное, изображая святых, следует во что бы то ни стало избегать сходства с конкретными людьми, живыми или покойными», – именно так рассуждал Борромео.