Мари Дарьессек - Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер [litres]

Хрупкая, тонкая. Круглые щеки. Веснушки. Свободный пучок, пробор посередине. «Цвета флорентийского золота», – скажет Рильке о ее волосах.

Ее лучшая подруга, Клара Вестхофф, записала свои воспоминания об их встрече в сентябре 1898 года: «Она держала на коленях медный чайник, который собиралась починить перед переездом. Она сидела на табурете для моделей и смотрела, как я работаю. Чайник был такого же цвета, что и ее прекрасные густые волосы ‹…›, оттеняя ее подвижное, искрящееся лицо и тонко очерченный нос с трогательной горбинкой. Она поднимала голову, и выражение удовольствия словно поднималось на поверхность, а в ее глубоких темных глазах светились ум и радость».

Воскресенье, август 1900 года, подруги вместе; вечер, Паула пытается читать, но часто поднимает глаза: погода слишком хороша, жизнь слишком прекрасна, нужно идти танцевать. Но куда? Две девушки в белых платьях, прикрывающих лодыжки, с короткими рукавами и завышенными талиями бродят по пустынной деревне. Небо над Ворпсведе красное. Над плоским пейзажем возвышается холм с церковью. Вдруг идея – они взбираются на колокольню, хватаются за канаты и звонят в колокола: в маленький и в большой.

Это скандал. Школьный учитель подбегает, но, завидев, кто это, разворачивается: две молодые мещанки, две художницы! Запыхавшийся пастор шипит: «Sacrosanctum!» [2] Боже святый! В церкви собирается небольшая толпа. Чета Брюнйесов, которым принадлежит мастерская Паулы, изобретает алиби: «Фройляйн Вестхофф и фройляйн Беккер? Это невозможно, они были в Бремене!» Фермер Мартин Финке клянется, что отдал бы пять су, чтобы увидеть это своими глазами. А маленькая горбунья, которая чистит картошку на кухне, хихикает над рассказом об их похождениях.

Вот письмо Паулы к матери, написанное 13 августа 1900 года. Нужно очень любить мать, чтобы писать ей настолько прекрасные и живые письма. Паула приложила к нему набросок углем: на нем она, маленькая блондинка, ухватилась за огромный колокол. Напрягла бицепсы, отставила назад ягодицы; Клара, высокая шатенка, громко хохочет, уперев руки в бедра. Первая выйдет за Отто Модерзона, вторая – за Райнера Марию Рильке. Художница, умершая молодой, и скульпторка, умершая пожилой, да еще и забытой.

Клара и Паула познакомились в Ворпсведе, на уроках рисования у сурового Фрица Макензена. Они останутся лучшими подругами, вместе пройдут учебу, любовь и размолвки. Ничто так не сближает, как размолвки. Вот они стремглав несутся с занятий на санках. Вот – немного позже, в Париже – они готовят пять бутылок пунша и два пирога (с миндалем и клубникой) для студенческого праздника. Вот они катаются на лодке по Марне, среди соловьев и тополей. Вот они на Монмартре, со смехом отбиваются от монахини, которая пытается их воцерковить. Вот они спускаются по дорожкам Мёдона, направляясь в гости к Родену. Вот они снова в Ворпсведе, и двое мужчин, художник Модерзон и поэт Рильке, смотрят на них с явным желанием.

В семье Беккеров все много писали друг другу. Поэтому сохранились сотни писем Паулы – в дополнение к ее дневнику и девичьему альбому. Паула – третий ребенок Беккеров. Всего их шестеро; седьмой брат умер во младенчестве. Отец, мать, дяди, тети, братья, сестры – стоит кому-нибудь разъехаться, как они сразу начинают переписываться. Это семейный долг, это ритуал, это доказательство любви.

Однажды шестнадцатилетняя Паула, уехавшая в Англию к тете Марии, чтобы научиться вести хозяйство, вернулась раньше, чем должна была. И куда более страстно, чем должна была, взялась за рисование. Мать поддерживает Паулу и даже сдает в наем комнату, чтобы оплачивать ее занятия. И отец не возражает, но какая-то профессия все равно нужна. В сентябре 1895 года Паула получила диплом учительницы.

Но она вовсе не бросается в работу. Получив от дяди небольшой капитал, она обосновывается в Ворпсведе и записывается на знаменитые тогда курсы Макензена. Там она рисует тела, изучает лица и руки. Замечает изъяны, следы нищеты. Не делая из них сентиментальные сюжеты. Она рисует то, что видит; как потом будет рисовать тела парижан и собственное тело. Ей нравятся сильные контрасты, она нередко подчеркивает тень. Она станет экспрессионисткой, что не придется по вкусу рафинированным пейзажистам из Ворпсведе.

И тем более не понравится местным критикам, когда в 1899 году в Бременском музее состоится ее первая выставка (совместно с Кларой Вестхофф, чьи скульптуры, впрочем, были приняты более благосклонно, и Марией Бок, еще одной ученицей Макензена). Некоему Артуру Фитгеру станет дурно перед полотнами. Он и хотел бы описать их «высоким слогом», но ему в голову шли только «низкие» слова, которые он, «возмущенный» этой «прискорбной выставкой» (особенно если сравнить ее с произведениями «из сокровищницы истинного искусства немецкого народа»), предпочел не записывать. Карл Виннен, признанный местный художник, попытался защитить выбор музея, «по-рыцарски открывшего двери этим бедным дамам из Ворпсведе».