Акрам Шарипов: Товарищ комбат

Юра выскочил в коридор, где играли такие же, как он, ребята, едва за отцом закрылась дверь.

На улице было зябко и сыро, шел мокрый снег, поэтому детвора с азартом носилась по коридору, несмотря на то, что из открытой фрамуги несло холодом.

Когда Георгий Никитович вернулся из академии, он застал сына среди детворы. Юра был возбужден игрой. Отец радостно сообщил ему, что у них теперь есть своя отдельная комната, этажом ниже.

Комната оказалась уютной, теплой. Около койки стоял платяной шкаф, у другой стены — диван, посередине комнаты — стол, в углу, рядом с умывальником, — тумбочка в электроплиткой. Несмотря на скромное убранство, все здесь напоминало домашнюю обстановку. Губкин принес из столовой суп в трофейном японском термосе, подогрел чай на плитке и быстро накрыл стол, но Юра сказал, что есть не хочет. Георгий Никитович обратил внимание, что у сына красное лицо, приник губами ко лбу — Юра весь горел.

«Простыл!» — догадался отец. Уложив сына в постель, сходил в аптеку, затем напоил его чаем с сушеной малиной, поставил горчичники. Юра забылся в неспокойном сне. Всю ночь Губкин не сомкнул глаз.

Наступило утро, надо было идти на занятия, а с кем оставить больного сына? Решил позвонить матери Музы. И каково же было его удивление и радость, когда в трубке услышал знакомый голос.

— Муза, ты?! — только и мог вымолвить он.

— Ты откуда говоришь? — взволнованно спросила она.

— Я в Москве, только вчера приехал. Буду учиться в академии. Со мной сын, он заболел. Если можешь, приезжай к нам. Запиши адрес общежития. Все расскажу нри встрече.

Через час Муза уже стояла на пороге их комнаты. Георгий бросился к ней, помог снять шинель. Стройную фигуру девушки плотно облегала гимнастерка, перетянутая в талии ремнем. Муза выглядела так, будто не было долгих месяцев разлуки. Накинув белоснежный халат, она подошла к ребенку. Проверила пульс, поставила мальчику градусник. Юра дремал в полузабытьи.

— Ты давно демобилизовалась? — не сводя с Музы глаз, спросил Георгий.

— В мае. Учусь в мединституте.

— У меня сегодня напряженный день. Не смогла бы ты у нас остаться?

— Конечно, останусь! — сказала она, окинув Георгия нежным, любящим взглядом.

Разбуженный разговором, Юра открыл глаза. Температура у него была за тридцать девять. Увидев женщину в белом халате, очень похожую на тех добрых врачей, которые лечили его дома, мальчик послушно выпил из ее рук чай с малиной. Муза укутала Юру теплым одеялом, и он заснул. А когда проснулся, ему стало легче, он попросил пить. Муза напоила его, присела рядом и стала рассказывать, как у его папы на фронте после ранения тоже была очень высокая температура, но он держался молодцом.

— А вы откуда знаете? — спросил Юра.

— Я тогда работала в госпитале и лечила твоего папу.

— А куда он был ранен?

— В руку. Врачи хотели ампутировать, но он не дал.

— А что такое ампутировать?

— Это значит отрезать. И вот твой папа не захотел остаться без руки. Его сильный организм поборол болезнь, и он поправился.

— Расскажите еще что-нибудь о папе…

Муза и Георгий не могли наговориться. Сидели, глядя в глаза друг другу, и рассказывали, что с ними было после того, как они расстались на фронте. Юра спал крепким сном. Губкин прислушался к ровному дыханию сына, и на душе у него стало легко и спокойно. Рядом находились два близких, любимых человека.

Муза взглянула на часы и заторопилась домой — было уже поздно. Георгий остановил ее. И, не в силах сдерживать больше свои чувства, осыпал ее лицо поцелуями. Переведя дыхание, он проговорил с волнением:

— Муза, я люблю тебя! Оставайся с нами навсегда. Не представляешь, как ты нужна нам… И мне, и Юре…

— Ты преувеличиваешь, Георгий, — возразила Муза. — У Юры есть мать, и он не забыл ее. Захочет ли он иметь мачеху? Я знаю, что это такое, и не хочу сделать твоего сына несчастным.

— Но ты делаешь несчастным меня!

— Тебя я люблю, потому и хочу тебе только добра. Не торопись с решением.

И она ушла, оставив его наедине со своими нелегкими, терзающими душу думами.

На следующее утро, когда пришла Муза, Юра еще не проснулся. Она обратила внимание на усталый вид Георгия, ей показалось, что он в госпитале выглядел лучше. Видно, всю ночь не спал. Больной сын, а тут еще она со своей неопределенностью. В том, что он ее любит и будет надежной опорой, она не сомневалась. И она не была к нему равнодушной: столько лет ждала и надеялась; а вот когда пришлось решать этот вопрос, ей вдруг сделалось страшно — вдруг кто-то из них троих окажется несчастным? Она сама детские годы прожила с мачехой и, несмотря на то, что мачеха относилась к ней хорошо, не могла привыкнуть к ней, полюбить как родную мать.