Михаил Качан: Вокруг политехнического. Потомку о моей жизни

Вторым пришло письмо из Главного Управления политехнических ВУЗов, – оно было подписано Прокошкиным:

– Мы проверили обстоятельства Вашего приема в Ленинградский политехнический институт им М. И. Калинина и извещаем Вас, что Вы не были приняты в Институт за отсутствием вакантных мест.

Наконец. за подписью Министра Столетова письмо сообщало:

– Мы проверили обстоятельства Вашего приема в Ленинградский политехнический институт им М. И. Калинина и извещаем Вас, что Вы не были приняты в Институт за отсутствием вакантных мест.

Как видите, все три письма говорят одно и то же слово в слово.

А в конце сентября, когда я уже ходил на занятия, нам домой пришли один за другим еще три письма.

Центральная приемная комиссия сообщала:

– Мы проверили обстоятельства Вашего приема в Ленинградский политехнический институт им М. И. Калинина и извещаем Вас, что Вы приняты в Институт на механико-машиностроительный факультет.

Следом пришло письмо из Главного Управления политехнических ВУЗов:

– Мы проверили обстоятельства Вашего приема в Ленинградский политехнический институт им М. И. Калинина и извещаем Вас, что Вы приняты в Институт на механико-машиностроительный факультет.

Наконец. за подписью Министра Столетова письмо сообщало:

– Мы проверили обстоятельства Вашего приема в Ленинградский политехнический институт им М. И. Калинина и извещаем Вас, что Вы приняты в Институт на механико-машиностроительный факультет.

Во, как!

На самом деле студентов первого курса на уборку картофеля не отправили, и я попал на занятия, когда заканчивалась вторая неделя.

Теперь каждый день, шесть раз в неделю я утром шел из дома к остановке трамвая №32 и, когда подходил трамвай, штурмом с толпою других желающих захватывал место для одной ноги на ступеньке вагона, а для одной руки – свободное место поручня. Другую ногу поставить было некуда, а во второй руке был портфель с книгами и тетрадками. Так и висел, пока трамвай шел к следующей остановке.

На каждой остановке приходилось отцепляться, потому что кто-нибудь выходил.

Двери тогда в трамваях не закрывались автоматически, люди выходили в любую дверь – какая ближе, так как приходилось с силой протискиваться между телами стоящих пассажиров. После того, как кто-нибудь выходил и внутри по идее должно было стать чуть свободнее, человек с подножки старался втиснуться поглубже в открытую дверь внутрь трамвая.

Это, кроме меня, пытался сделать каждый из деливших со мной место на подножке. Когда я ставил на нее вторую ногу и подтягивал портфель к животу, я уже считал себя счастливым. Дальше я уже забирался на следующую ступеньку – пол тамбура, при этом мое туловище вначале сильно отклонялось назад на улицу, но это было не страшно, потому что подпирали другие, отчаянно вцепившиеся в поручни. Еще усилие, и, наконец, я в тамбуре вагона. Там я обычно и оставался, стараясь достичь стенки трамвая и повернуться к ней лицом. Борьба за место продолжалась почти все 35—40 минут, что мы ехали до института. Только очутившись в тамбуре, я внимал призывам кондуктора заплатить за билет.

Иногда в этой толкучке вдруг оказывался контролер, притаившийся до времени и неожиданно заявлявший о своем существовании.

Он грозно предупреждал, что с каждого неплательщика взыщет штраф и действительно взыскивал. Часто контролер выволакивал из трамвая какого-нибудь бедолагу, не желавшего платить штраф или не имевшего на него денег, и начинал свистеть, в пронзительный свисток, призывая на помощь милиционера. Видимо, вдвоем они действительно взимали штраф на месте или доставляли несчастного нарушителя в отделение милиции. Слава богу, со мной такого не случилось ни разу за все семь лет моей учебы в институте.

Трамваи шли медленно. На поручнях дверей каждого вагона гроздьями висели люди, но на это никто не обращал внимания – привыкли. Эти люди, конечно не платили. Руки были заняты. Да никто и не требовал с них оплаты.

Иногда вагоновожатый видел в зеркало, что кто-то не зацепился за поручень или не сумел поставить ногу. Понимая, что этот неудачник рискует жизнью, вагоновожатый выходил и отрывал его от поручня или вытаскивал его застрявшую ногу с подножки, спасая ему жизнь, но оставляя без надежды уехать.

Хуже всего было на Литейном мосту. Если ты еще висел на поручне, держа на весу в другой руке тяжелый портфель, ты сильно рисковал жизнью. В теплую погоду еще ничего, но в холодную…