Петр Смирнов - Ласко́во

Горячая пора – сенокос! Да кабы только одно дело – сена заготовить. А то ведь именно в эту пору требует усиленного полива и прополки огород. Еще забота – гонимые роем слепней, задрав хвосты, бегут с поля домой коровы – надо их встретить, спрятать в хлеву, успокоить, подоить. Ближе к вечеру надо их снова выгнать на пастбище, а в сумерках встретить, опять подоить.

Едва заканчивали сенокос, сразу переходили на жатву ржи. Это время так и называлось – ржаная страда.

Ржаная страда …

Сено косили и сушили стоя во весь рост. А серпом жали целый день согнувшись в три погибели. Раньше даже в школьных учебниках была загадка: маленький, горбатенький, все поле обежал, к зиме домой прибежал. Это про серп. И опять больше других доставалось моим родителям – полоса на семь едоков, а работали вдвоём. Поэтому если косить меня послали в 12 лет, то приучать к жатве стали уже на восьмом году жизни. Правда, не на ржи с ее грубой соломой, а на овсе.

Как же болела спина!..

– Ничего, – говорила мама, – ты молоденький, косточки твои мягонькие. Вон папаша – какой большой, а ведь не тужит.

Папаша действительно не жаловался, и я не скоро понял, что это совсем не оттого, что у него не болела спина. Тужи не тужи – от этого легче не станет, и рожь за тебя никто не сожнёт.

В иные годы, правда, наши нанимали в помощь жницу на несколько дней. Это бывало в год хорошего урожая, или когда рожь поздно созревала. Тогда грозила опасность не управиться вовремя. Расплачивались со жницей иногда куском баранины к празднику, а чаще папаша отрабатывал у неё по плотницкой части.

Раньше всех жатву заканчивали Груня с Нюшкой. Но не бывало случая, чтобы они пошли помогать кому-нибудь. Ни за так, ни за плату. Груня, разделавшись со своей негустой рожью, про которую говорили: “колос от колосу не услышит голосу”, шла в обеденное время к соседям. Авось, пригласят к столу.

Обедаем, бывало, а Груня еще в сенях ругается:

– Бес, бес темный, вот надумала!

Входит в избу, а бабушка (мы называли ее бабу ́ шей) спрашивает:

– Кого ты так бранишь, Грунь?

– Да как же! Приходи, говорит, пособи мне жать. Ишь, бес, надумала, в работники я пойду. Не-е, теперь не при Миколашке…

– Да кто, кто тебя звал-то?

– Матрёна, кто ж больше! Ишь, бес, самой не справиться! Я говорю, и полоса-то полоса – на два едока…

До того нет Груне дела, что рожь на Матрёниных полосах как стена, и жать её – рукам больно, не только спине. Матрёна с Иваном держали лошадь, двух коров, нетель, телят, овец, кур и даже кроликов. Свою узенькую полосу они так застилали навозом, что плуг забивало и приходилось идти впереди лошади, заправлять навоз в борозду. Понятно, что работать Матрёне со своим горбатым Иваном приходилось как не дай бог. Зато уж и урожаем полоса радовала, заметно выделялась среди других.

Не зря говорят, что бог и лес не сровнял. А людей – тем более. Груня со своими взрослыми детьми Гришей и Нюшкой могла бы жить не хуже Матрёны – это яснее ясного. Вся разница в том, что Матрёна была жадной до работы, а Груня и сама была из лодырей лодырь, и дети были такими же.

Пока мы обедали, Груня, ёрзая задницей по лавке, успевала рассказать о многом, уходить не спешила. Кого-то бранила, кого-то хвалила.

Папаша и мама выходили из-за стола первыми, крестились на иконы в переднем углу, уходили жать. Бабуша приглашала на освободившееся место:

– Грунь, садись, похлебай щей.

– Да не-е, дура, я не голодная, я у Бобкиных ела, ага.

– У Бобкиных, может, не мясные щи, а мы барана резали, Васька жницу нанял. Садись, садись.

Груня крестится на передний угол:

– Слава те, господи, поем мясных-то.

Садилась на папашино место, деревянной ложкой хлебала щи, приговаривала:

– А мы, слава те, господи, пожались, теперь и отдохнуть маленько, ага. А то всё работай и работай. Поверишь, Дарк, всю спину разломило, ей-бо.

Так вот и ходила Груня по соседям, пока все не закончат жатву. Её Нюшка уже заглядывалась на парней, поэтому слоняться по соседям стеснялась, а уходила в лес по ягоды или спала дома.

Во время ржаной страды было много и других работ: возка снопов на гумно, обмолот, подготовка семян и посев озимых. А ведь еще нужно было хорошо подготовить землю, чтобы на будущий год быть с хлебом.

Хлеб…

Раньше говорили: хлеб – всему голова. Не было ничего дороже хлеба. Он, конечно, и теперь главный продукт на столе. Он и теперь – всему голова. Жаль, что многие не знают истинной цены хлеба…

Даже в годы, когда старого хлеба хватало до нового урожая, люди ждали угоститься новым, душистым, особенно вкусным. Хозяйка, которая первой испекала новый хлеб, не могла удержаться, чтобы не угостить соседку: