Петр Смирнов - Ласко́во

Весной, как и всюду у крестьян, в Ласко́ве наступала пора полевых работ. Пахали с рассвета до темноты, сначала яровое, потом паровое поле. После пахоты меняли плуги на бороны. Потом сеяли вручную из лукошка и опять боронили, закрывая семена. Вывозили навоз и запахивали пар. В последнюю очередь сажали картошку под соху.

Из года в год повторяли в эту пору поговорку: “весенний день год кормит”. И не жалели сил.

После окончания весеннего сева скот перегоняли в паровое поле, а в яровом “заказывали” покос. Так было принято – траву оставляли для будущего сенокоса с Николы, т. е. с 22 мая.

Наступало лето. Вот когда начиналось горячее время! Весна – что! Весной работали в основном мужики. Да и природа весной радовала людей – всё оживало, бежали ручьи, всё цвело, пахло, пели птицы. А вот летом …

В июне стар и млад заняты на толоках. Жара. Днем жалят слепни, ночью комары спать не дают. А в июле – с Иванова дня – начинался сенокос.

Еще с вечера тянули жребий – на номер полосы. Утром, чуть свет, по росе мужики отмеряли каждому свою полосу, протаптывали бро ́́ дки , т. е. границы между полосами. И начиналось…

Самая большая семья у Бобкиных. Первый прокос гонит сам дед Бо́бка, похожий на Карла Маркса. Коса у него идет легко: вжик-к, вжик-к, вжик-к… Если смотреть со стороны, дед будто и не напрягается вовсе, делает взмахи играючи. Прокос у деда – чистый, будто выбритая щека. За дедом – его сын Егор. Он припадает на левую ногу – ранен в гражданскую войну. За Егором – его брат Ваня, потом жена Егора Машка, потом его сестра Оля, потом брат Бобки дядя Миша. Споро подвигается дело у Бобкиных! Дома у печи лишь тетя Маша Бобчиха, да нежится в постели их внук Колька.

У Мишиных, у Ивана Макарова и у Груни полосы – посильные. Труднее было Тимохе с Дуней. Полоса широкая – на пять едоков, а косил один Тимоха. У Дуни пятеро детей, да еще домашнее хозяйство.

И уж совсем тяжело приходилось моему отцу. Мама наша, сколько я помню, всегда жаловалась на здоровье, к акушерке в Жерны́льское ездила. Косить она, конечно, умела, но не ходила прокосом, а лишь окашивала вокруг кустов да у дорог.

Дед мой, тятя́ша, был самым старым из ласковских стариков. Приходил с косой на полосу, но больше – для виду.

Папаша начинал косить свою полосу ещё с вечера, сразу после дележа, и косил до темноты. Утром вставал раньше всех, отбивал косу и первым начинал. Полоса широкая – на семь едоков, а отстать от людей никак нельзя: поедут за сеном, затопчут траву, попробуй потом ее скосить. И всё равно соседи, особенно Бобкины, его обгоняли. Иногда Мишины (как-никак двоюродные), закончив свою полосу, помогали папаше докосить, а уж потом шли вместе завтракать.

И так всё лето. Всё бегом, всё бегом. С утра до ночи. Каждый день.

До завтрака (“коси, коса, пока роса”) – косьба. Наскоро позавтракав, мчались распустить копны, сложенные вчера. Потом – несколько раз до обеда надо перевернуть сено в валках. В конце третьей упря́жки (отрезок времени в несколько часов), перед обедом, между вторым и третьим ворошением – перевернуть сено сегодняшнее. Обедали опять наспех – а вдруг, не дай бог, дождь!

После обеда сухое сено – в сарай. Зато уж и сено так сено – зеленое, душистое, как чай. Как говаривал папаша, “высушено на граблях”. Никаких стогов и скирд тогда не знали. Только в сарай.

Помню, мы еще обедаем, а мимо окна уже гремят телеги. Иван Макаров левой рукой держится за спицу рогу́ли (одноосной телеги), правой за вожжи сдерживает кобылу. Сзади на рогуле стоит Матрёна. В ее руке кусок хлеба с солью (обедать дома некогда). На плече у Матрены рыжий кот Кошу ́ ша. Он настолько к хозяйке привязан, что сопровождает ее повсюду.

Папаша встает из-за стола, спешит запрягать:

– Поскорей, поскорей!

– Успеем, – говорит тятяша.

Но мама уже тоже вышла из-за стола:

– Петьк, поедем, подгребать будешь.

Мне это нравилось – лучше быть на воле, чем топтать сено в сарае. На лугу весь народ. Там смех, шутки, прибаутки. Правда, бывала и ругань. Кто-то проехал по чужому сену, кто-то ждал случая и вот теперь решил высказать обиду за давнее. Но ругань бывала короткой – без зла, без вреда. Не успеют поругаться – тут же заговорят по-хорошему. И смех, и ругань, – всё на ходу, без остановки работы. Да и как иначе? Сено-то нужно скорее, скорее в сарай!

Пока папаша везёт последний воз, мы с мамой копнаем (укладываем в копны) сегодняшнее сено. Папаша, на скорую руку сбросив сено с телеги, спешит к нам. Коня распрягает тятяша.