Юрий Толстой - Из пережитого. 4-е издание

Дальнейшее пребывание в цехе К. Н. Толстого считаю нетерпимым, поэтому приказываю:

§ 1. —

К. Н. Толстого с работы снять.

§ 2. —

Начальником паросилового цеха назначить Н. И. Булгакова.

§ 3. —

В пятидневный срок произвести прием и сдачу дел. Акт приема представить Главному энергетику завода.

П. п. Директор з-да: Маннес

Управделами: Шустикова

Верно… (Буянова)

А вот письмо Антонина Ник. Иванова, адресованное сестре отца, моей тете Татьяне Николаевне, в семье которой я в то время воспитывался:

Г. Магнитогорск 10/IV 1933 г.

Простите, что вместо обещанного 5-го апреля высылаю Вам письмо с большим опозданием, были некоторые причины, да и вместе с этим трудно писать письмо о таком неприятном вопросе. Напишу, постараюсь подробно, что произошло.

Кирилл Николаевич приблизительно с 19-го марта немного заболел ангиной. 22 марта он уже был почти совсем здоровый, но мы с ним договорились, что 23-го он еще будет дома, 24-го день отдыха, а 25-го он должен был выдти на работу. Неожиданно 23-го марта был получен в цех приказ о снятии его с работы. Причем, как оказалось после, его хотели перебросить на другую работу. Вечером 23-го марта я и еще двое сидели у него. Обсуждали этот приказ, а также говорили о других вопросах. Ночью, около часу, я с ним говорил по телефону, было все спокойно, 24-го марта в выходной день я был вызван на производство. Затем вечером я к нему пробовал три раза зайти, но дверь была закрыта. Мы с товарищем подумали, что он уехал в «Березки». На другой день 25/III утром около 9 часов у него дверь так же оказалась закрытой. Тогда я с товарищем решили войти в комнату, где увидели ужасную картину. Оказалось, что он повесился на полотенце у двери. Это нас, конечно, ужасно поразило и мы даже не догадались посмотреть, что им было оставлено.

Похоронили мы его 30-го марта. Группа товарищей отдала ему последний долг. В гробу с него сделано несколько снимков, но только сейчас затруднение с бумагой – высылаю пока один экземпляр.

На мое имя он оставил доверенности на получение зарплаты, облигации и деньги 1001 руб. из Сберкассы, а также была им лично составлена телеграмма на Ваше имя (которую я Вам посылаю; вставка 30 сделана мною). Текст оставленного письма мне для прочтения не дали, думаю, что было письмо на мое имя. Адреса я Вашего не знал до 2-го апреля. Текст составленной им телеграммы я получил 3-го апреля. Следствие по этому делу велось в ОГПУ.

Вещи получу завтра, вышлю Вам не ранее 15-го апреля. Деньги вышлю 12–13-го, получаю завтра.

После отсылки всех вещей и денег составлю Вам об этом подробное письмо.

В виду того, что я оставленного им письма не читал, поэтому причину его самоубийства не знаю, могу только предполагать.

По этому неожиданному случаю для Вас, а также и для меня, выношу Вам глубокое соболезнование.

Прошу передать привет Юрочке и надеюсь, что Вы его не оставите и дадите соответствующее воспитание. Должен сказать, что он часто вспоминал о своем сыне и о Вас. Если пожелаете приехать, могу представить Вам все, чем располагаю и оказать полное содействие, а также могу ответить Вам письмом на интересующие Вас вопросы.

С уважением к Вам

г. Магнитогорск, Центральная гостиница, комн. ¹ 191,

Антонин Ник. Иванов.

Для меня ознакомление с этой папкой было страшным потрясением, хотя мне уже было под тридцать. Я места себе не находил. Вначале я хотел ехать в Магнитогорск, встретиться с людьми, которые знали отца, разыскать его могилу, поклониться его праху. Но потом у меня не хватило на это душевных сил. Я так и не поехал. Теперь же, когда с момента его кончины прошло почти шестьдесят лет, это и бесполезно. Все быльем поросло. Прости меня, отец…

Думаю, что мой отец стал жертвой неуверенности и страха, которые в преддверии 37-го года охватывали наше общество. Над ним явно сгущались тучи. Он, видимо, понимал, что дело не ограничится увольнением с работы. Почти уверен в том, что если бы тогда и пронесло, то в 37-м репрессии не обошли бы отца стороной. Его замели бы за одну фамилию. Кстати сказать, почти все командиры производства, которые строили Магнитку, вскоре пали жертвами репрессий, которые особенно усилились после гибели Серго Орджоникидзе. Возможно, что отец решился на этот шаг ради меня, чтобы обеспечить меня какой-никакой пенсией и избавить от клейма сына врага народа. Не исключаю, однако, что мои предположения и неоправданны. Отец был большим поклонником комбината и говорил о нем с нежностью. То, что он был отлучен от дела, которому служил, несомненно, больно ударило по его самолюбию. Не нужно забывать, что ему было всего тридцать лет. А в таком возрасте (да и более позднем) не всегда хватает рассудительности. Но все это только предположения. Мы так никогда и не узнаем, что подвело отца к роковому концу. Скорее, это был комплекс причин, которые сплелись в тугой узел. И развязала его только смерть.