Феликс Юсупов: Князь Феликс Юсупов. Мемуары

Я решил съездить к министру юстиции Макарову, разузнать, что и как.

В министерстве была та же суматоха, что и в полиции. Макарова увидал я впервые. Он мне сразу понравился. Был он немолод, сед, худ, с приятным лицом и мягким голосом.

Я объяснил ему цель визита и повторил по его просьбе байку свою, которую знал уже назубок.

Когда я заговорил о пьяном Пуришкевиче, министр перебил.

– Пуришкевича я прекрасно знаю. Он не пьет. Кажется, он даже член общества трезвенников.

– Так вот на сей раз он изменил своим трезвенникам. Да и как не изменить, когда я праздновал новоселье. А если он вообще, как вы говорите, не пьет, так ему и капли хватило, чтобы напиться.

Под конец я спросил у министра, будут ли еще допрашивать или иным образом терзать моих слуг. Они крайне встревожены, тем более что вечером я отбываю в Крым.

Министр успокоил меня: сказал, что допросов, по-видимому, достаточно. Заверил, что обыска не позволит и никаких сплетен слушать не станет.

Я спросил, могу ли уехать из Петербурга. Ответил он, что могу. И выразил сожаление по поводу причиненного беспокойства. Но все ж осталось у меня впечатленье, что ни он, ни Григорьев с Балком не очень-то поверили моим россказням.

От Макарова направился я к своему дяде Родзянко, председателю Государственной думы. Он и жена его знали о нашем плане и с нетерпением ожидали вестей. Когда я пришел, они были вне себя от волненья. Тетя со слезами поцеловала меня и благословила. Дядя громовым голосом одобрил все. Их отеческое отношение успокоило и окрылило меня. Тогда, в трудный час, когда не было со мной близких, участие Родзянок, сердечное, искреннее, оказалось для меня великой поддержкой. Но долго сидеть у них я не мог. Поезд в девять, а вещи еще не сложены.

Перед тем как уйти, я вкратце рассказал им о случившемся.

– Отныне, – заключил я, – мы в стороне от политики. Теперь других черед. С Божьей помощью да послужат они на благо общему делу и да прозреет государь, пока не поздно. Благоприятней момента не будет.

– Настоящие русские, я уверен, поймут, что убийство Распутина – патриотический подвиг, – ответил Родзянко. – Поймут и объединятся, чтобы всем вместе спасти Россию.

Когда я вернулся во дворец великого князя Александра, швейцар сообщил, что дама, которой я назначил прийти ко мне в семь, ожидает в малой гостиной. Никакой даме я свиданья не назначал, потому визит этот показался мне подозрительным. Я попросил швейцара описать ее. Она была в черном, лицо скрыто вуалью. Описанье ничего не разъяснило. Я прошел к себе в кабинет и приоткрыл смежную с гостиной дверь. В незнакомке узнал я одну из самых ярых распутинок. Я позвал швейцара и послал его сказать незваной гостье, что вернусь нынче очень поздно. После чего в спешке собрал чемодан.

Выйдя ужинать, на лестнице я столкнулся с приятелем, оксфордским своим однокашником, английским офицером Освальдом Райнером. Он был в курсе наших дел и пришел узнать новости. Я успокоил его.

В столовой уже сидели трое шурьев моих, женины братья, также ехавшие в Крым, их наставник-англичанин мистер Стюарт, фрейлина матери их, м-ль Евреинова и еще несколько человек.

Говорили о странном исчезновении Распутина. Одни в его смерть не верили, утверждали, что все – досужие вымыслы. Другие спорили и клялись, что знают из первых рук, от самих даже очевидцев, что негодяя зарезали на оргии у цыган. Кое-кто объявил, что Распутин убит у нас на Мойке. Меня никто не подозревал, однако уверены были, что я знаю подробности. Посыпались вопросы. В лицо мое жадно вглядывались, надеясь что-то прочесть в нем.

Но я ничем не выдавал себя, а только радовался событию вместе со всеми.

Телефон меж тем звонил без умолку. Петербург упорно связывал мое имя с убийством «старца».

Директора заводов, представители самых разных предприятий звонили передать, что рабочие их постановили организовать для меня охрану в случае необходимости.

Я всем отвечал, что слухи на мой счет неосновательны и к делу я непричастен.

За полчаса до отбытия поезда я попрощался с гостями и домочадцами и сел в автомобиль вместе с шурьями, их гувернером Стюартом и товарищем своим, капитаном Райнером. Приехав на вокзал, обнаружили мы странное скопление жандармов.

«Неужели за мной?» – подумал я.

В миг, когда я проходил мимо жандармского полковника, тот приблизился ко мне и взволнованно что-то пробормотал.

– Пожалуйста, говорите громче, г-н полковник, я вас не слышу.

Он поборол волненье и сказал уже уверенней: