Феликс Юсупов - Князь Феликс Юсупов. Мемуары

– Предпочитаю не отвечать, – заявил я. – Не желаю, чтобы по делу столь маловажному моих гостей замучивали допросами.

– Благодарю вас за объяснения, – сказал генерал. – Я так и передам все шефу.

Напоследок я сказал, что хотел бы лично увидеть господина директора департамента полиции, и просил назначить мне день.

Только он ушел, меня вызвали к телефону. Звонила м-ль Г.

– Что вы сделали с Григорьем Ефимычем?! – закричала она.

– С Григорьем Ефимычем? А в чем дело?

– Как в чем? Разве он не к вам вчера вечером поехал? – настаивала Г. Голос ее дрожал. – Да где ж тогда он? Бога ради, приходите скорей, я с ума схожу.

Говорить с ней мне вовсе не улыбалось. Деваться, однако ж, было некуда. Полчаса спустя я вошел к ней в гостиную. Она подлетела ко мне и проговорила, задыхаясь:

– Что вы с ним сделали? Говорят, его убили у вас! Говорят, вы-то его и убили!

Я попытался ее успокоить и рассказал ей свою байку про застреленную собаку.

– Ужасно! – воскликнула она. – Государыня с Анютой уверены, что ночью у себя дома вы его убили.

– Телефонируйте в Царское, – сказал я. – Попросите государыню принять меня. Звоните немедленно.

Г. послушно позвонила. Из Царского отвечали, что ее величество меня ожидает.

Я собрался уходить, но тут м-ль Г. остановила меня.

– Не ездите в Царское, – сказала она умоляющим голосом. – С вами случится несчастье. Вашим оправданиям никто не поверит. Они все помешались. Разозлились на меня, говорят, я предала их. Господи, зачем я вас послушалась, не надо было звонить им! Нельзя вам туда!

Ее тревога меня тронула. По всему, тревожилась Г. не только за Распутина, но и за меня также.

– Да хранит вас Господь, – прошептала она. – Я буду за вас молиться.

Я был уж в дверях, когда зазвонил телефон. Звонила из Царского Вырубова. Императрица заболела, принять меня не может и просит изложить ей в письменном виде все, что мне известно об исчезновении Распутина.

Я вышел, но не успел сделать и нескольких шагов, как встретил товарища по пажескому корпусу. Завидев меня, он в волненье кинулся навстречу.

– Феликс, слышал новость? Распутина убили!

– Быть не может! А кто?

– Пока неизвестно. А убили, говорят, у цыган.

– Слава Тебе, Господи! – сказал я. – Туда ему и дорога.

Когда я возвратился во дворец к великому князю Александру, передали мне, что директор департамента, генерал Балк, просил прийти к нему.

В департаменте полиции царила суматоха. Сам же генерал сидел за столом с озабоченным видом. Я объявил ему, что пришел разъяснить недоразумение, вызванное словами Пуришкевича. И еще добавил: хотелось бы уладить все, по возможности поскорее, потому-де, что получил краткий отпуск и уезжаю нынче вечером в Крым к семье.

Генерал отвечал, что объяснения мои, данные утром генералу Григорьеву, удовлетворили их и причин задерживать меня у них нет. Однако ж предупредил, что государыня императрица распорядилась произвести обыск в нашем доме на Мойке. Ночные выстрелы, при том, что исчез Распутин, кажутся ей подозрительными.

– В доме на Мойке, – возразил я, – проживает моя супруга – родная племянница его величества. Жилище членов императорской фамилии неприкосновенно. Обыск невозможен без санкции самого императора.

Генерал вынужден был согласиться и ордер на обыск тотчас отозвал.

Камень упал с души моей! Я действительно боялся, что в спешной ночной уборке многое мы могли упустить. Пока не убедимся, что улик не осталось, полицию впускать нельзя.

Успокоенный на сей счет, я простился с генералом и вернулся на Мойку.

Дома я снова осмотрел место события и понял, что боялся не напрасно. При свете дня на лестнице ясно видны были засохшие пятна крови. С Ивановой помощью снова я вычистил всю квартиру. Покончив дело, я отправился обедать к Дмитрию. После обеда пришел Сухотин. Мы просили его съездить за Пуришкевичем, так как завтра мы разъезжались: великий князь – в Ставку, Пуришкевич – на позиции, я – к своим в Крым.

Следовало согласовать действия на случай нашего возможного задержания в Петербурге, допроса или ареста.

Собравшись все вместе, порешили мы, что будем, как бы там ни было, держаться все той же басни, сказанной мною Григорьеву, барышне Г. и генералу Балку.

Итак, начало положено. Борьба с распутинщиной возможна, путь отныне свободен.

Мы же сделали свое дело и можем уйти.

Простившись с друзьями, я вернулся на Мойку. Дома я узнал, что все мои слуги были в течение дня допрошены. Результаты допроса неизвестны. Конечно, сам факт его был мне неприятен. Однако, судя по рассказам слуг, прошло благополучно.