Владимир Звездин - Замечательная жизнь людей

Все, нужно срочно ехать. Поговорить с бывалыми ребятами, накопить побольше денег, по возможности найти попутчиков или компаньонов и дождаться лета. Копить деньги мне было просто, но страшно. Нужно было ночью пробраться в комнату, где спал отец с хозяйкой. Вытащить их из отцовских карманов, немного. Ужас был в том, что в комнате была икона и горела лампадка. Боженька с нее следил за мной. Я видел, как зрачки двигались в мою сторону, куда бы я ни уползал. Но по тому, что отец ни разу не хватился, видно, боженька меня и хранил. Не зря в народе говорится: не согрешишь – не покаешься, а не покаешься – не спасешься.

Денег у отца было немерено. Война не всем приносила горе. Видно, человек так устроен, что выживает он в любой ситуации и любыми методами. Военные всегда пользовались привилегиями, как и сейчас. И чем выше чин, тем больше возможности использовать ситуацию. Солдаты не сидели сложа руки, занимались ширпотребом. Из разбитых самолетов делали зажигалки, посуду, ложки, разные сувениры. Их никто не мог задержать ни в лесу с дровами, ни на рыбалке, когда глушили гранатами рыбу, или на дороге в грузовике, когда возвращались с уловом. Варили вонючее хозяйственное мыло. Все эти плоды труда реализовывались и пропивались. Ведь те реальные герои, которым повезло, и они вернулись живыми, должны почувствовать заботу, радость встречи и расслабиться. Боевые сто грамм слону дробинка. Не зря ведь пели «мы приземлимся за столом, поговорим о том, о сем… Но так, чтоб завтра не болела голова».

В те времена в детдомах были настоящие сироты, у которых родителей не было по-правдашнему, и поэтому я считал, что моя мама будет очень рада, если вместо одного сыночка к ней приедут два. По этой логике моему знакомому пацану тоже казалось, что лучше иметь такую маму, чем никакой. Потом риска не было никакого: край там теплый, богатый, а самое главное мы знали: там хлеб буханками растет.

Отец эту проблему решал сам, своим методом, он понимал, что его ребенку без матери трудно. И давай мне их предоставлять одну за другой. На эти случаи мне была дана инструкция: если мама будет меня ругать или не дай бог отлупит, или что угодно просто не понравится, – все. Мое слово, и мы тут же уезжаем к другой, без проблем. На таких условиях я согласился. В одном из стихотворений так и говорилось: мамы всякие нужны, мамы всякие важны. И мамы у меня были разные. Все они старались подружиться со мной. У каждой был свой метод: одна вела душеспасительные беседы, другая хотела воспитать меня в строгости. Но где бы я ни был – или в бегах, или у следующей мамы – всегда возвращался на свою первую квартиру, к тете Наде. Она относилась ко мне, как мать. Узнав, что у меня есть адрес матери, как-то сказала:

– Вовка, ты же грамотный человек, уже во втором классе был (так и сказала). Наверно, писать умеешь. Чем бегать, напиши письмо.

Я, конечно, советом воспользовался, но значительно позднее.

Одно усложнялось: прямого поезда туда из Моршанска нет. Многие проводницы по этой причине, что поезд в Краснодарский край не идет, пустить нас в вагон отказывались. Поняв это, мы решили ехать с пересадкой в Москве. Но там нам не дали шагу ступить, особенно мне, поймали прямо на перроне. Дружок мой убежал, и я его больше никогда не видел. Ну не буду же я говорить, что убежал из дома. Я взял легенду друга, назвал его фамилию и детдом имени Ленина г. Моршанска. Спросили, как звать директора, воспитателя, уборщицу – я без труда ответил.

На вопрос «куда ты бежал?» сказал, что у меня есть ее адрес: Краснодарский край, станица Белореченская, до востребования. «Ты понимаешь, что это такое? Ты маму помнишь?» – «Я понимаю. Это почта. Маму я не помню, я буду целый день на почте. Если какая-нибудь тетенька назовет фамилию и спросит, нет ли ей письма, я подойду и скажу: вот я сам». Посмеялись они от души, и в тот же день я был доставлен обратно.

В Моршанске на вокзале я был посажен в камеру, наверно, к жулику, потому что он забрал у меня все деньги. Очень поздно вечером меня забрали из камеры, отдали очень молоденькой тетеньке, чтобы она отвела меня в приемник. Я это сразу оценил как плюс: город знаю, как свои пять пальцев, темнота мне не помеха. Как только она берется за это дело? На что надеется? Неужели рассчитывает, что сможет меня довести до места? Но я не учел ее ума и хитрости. Прежде чем вывести меня из милиции, она долго беседовала со мной, давила на совесть, на мою порядочность и просто выклянчила у меня честное слово, что я от нее не убегу.