Владимир Звездин - Замечательная жизнь людей

Меня отправили в колхоз. Ездили мы туда с удовольствием. Колхоз нас кормил, завод платил зарплату 100 %, шатались по клубам на танцы. Дрались с местными пацанами, работали так себе. У наших двоих ребят были часы – у одного показывали на час позже, у второго на час раньше. По одним шли на работу, по другим с работы. Бригадир, как малое дитя – ему и в голову не приходило, что часы можно подвести. Ходики у него в деревне кукуют – не побежишь туда сверять время.

Работали мы с Тамарой в одном цехе, старались не встречаться друг с другом. Сказать правду, я места себе не находил, так было горько на душе. И вдруг узнаю, что она вышла замуж. К нам в цех учеником токаря недавно поступил парень. Если глянуть на него, вылитый Ванек, прямо на морде написано: деревня. Я чуть не рехнулся. Такая девица и Квазимодо, круговорот в истории Парижской богоматери. Даже сейчас не могу сказать, чем все это кончилось бы. Но спасла меня сама Тома. Я дежурил по цеху во вторую смену. Она пришла ко мне покорная, печальная и предложила мне себя. Мне было очень жаль ее. Я отказался без сожаления – ее приход отрезвил и успокоил меня. Простился с ней. Сказал, что ничего не надо. Пусть будет так, как случилось. Опять остался у разбитого корыта.

На официальные танцы я старался не ходить – они меня страшно возбуждали, и я стеснялся, когда чувствовал, что партнерша замечала это. Тогда мы сами устраивали танцы по закоулкам – милиция разгоняла и отбирала аппаратуру. Потом танцы снова возрождались. В такой вот обстановке я был смелее и пригласил одну, как мне показалось, скромную девочку. Среди танца она вдруг мне заявляет: «Володя, ты скоро умрешь». Я удивился: «С чего это?» – «Я, – говорит, – чувствую твой конец», – и захохотала. Танцевать я не стал, но провожать пошёл, заодно объяснив ей, что это совсем не тот конец. Потом подружились, стали встречаться.

Вот интересно – вспоминаешь сейчас и удивляешься, как все связано в жизни – какую роль сыграла эта встреча для меня буквально через два года. Любовь я искал, ее не было, был просто приятный секс. Да и слова такого – «секс» – тоже не было, просто было очень хорошо. Правда, через некоторое время меня ошарашили: не боюсь ли я той, с кем связался, она ведь девчонка «партизана», говорят, он скоро откинется. Слышал я о нем, гремел он на Кондратьевском, но встречать не приходилось. Решил, бог не выдаст – свинья не съест. И плюнул на предупреждение. Пассия моя как-то заговорила об этой ситуации, я, конечно, захорохорился, потом одумался: ладно, провожу тебя последний раз. Зашли в подъезд, и тут же оба не смогли отказать себе в удовольствии. После чего разошлись, как в море корабли, не встречались долго. Пока его снова не посадили. А встретились с ней на суде, когда собирались посадить меня.

Все, детство кончилось. Амнистия оживила народ. Стали появляться ребята в наколках. Заслушивались захватывающих историй о тяжелой, но интересной лагерной жизни. Оживились карточные игры. На Финляндском вокзале в отстоянных вагонах, как наши деды на маевки, так и мы на игры собирались кодлой и рубились в буру, очко, секу. Это была еще одна забота для нашей милиции. С играми появились проблемы: проигрыши, долги, разборки.

Я как-то спокойно относился к картам. Меня больше привлекала компания. Открыв рот, заслушивался бывалого про огонь, воду и медные трубы. Дом, где я жил, находился напротив Крестов – это, наверно, самая знаменитая тюрьма. Правда, окон у нас в комнате не было, но из туалета было хорошо видно два крыла первого корпуса. Иногда видно, как что-то передают из окна в окно – даже не рядом, а с разных этажей: так интересно и непонятно, как это получается. Зрелища эти меня захватывали и волновали. Я завидовал тем пацанам и представлял себя на их месте. Но я не мог перешагнуть через себя и совершить что-нибудь противоправное несмотря на то, что окружение мое не было белым и пушистым. «Люблю блатную жизнь, но воровать боюсь. Это про тебя», – сказал как-то один из дружков. Но когда играешь с огнем, обожжешься обязательно.

Вот закончил я описание своего детства. Остановился и задумался: продолжать или нет? Ведь в процессе так называемого «творчества» воспоминания, которые предстают передо мной, осмысливаются совсем другим человеком. Оглядываюсь на себя более чем через пятьдесят лет и вижу оболтуса, еле-еле закончившего пять классов и ремесленное училище. Безотцовщина. Вроде не дурак, но никакой цели в жизни. Мечты какие-то нереальные, не выполнимые по всевозможным причинам. То не хватает образования, возраста, здоровья, то неизвестно нахождение отца… Да мало ли чего еще.